Глава 3
Через несколько дней Кашинский вернулся в Бобруйск. На встрече с Иосифом он сообщил, что получил назначение на работу в Центральном аппарате вновь образованной Компартии большевиков Белоруссии (КП(б)Б). Ему поручили организовать в Бобруйске ячейку Коммунистического союза молодёжи (КСМ) по аналогии с уже действующими в некоторых российских городах. В качестве руководителя ячейки Кашинский рекомендовал Иосифа и поручился за него как за надёжного и проверенного молодёжного лидера.
Это было настоящее, интересное и серьёзное дело, за которое Иосиф взялся горячо и энергично. За два месяца он и его друзья Эля Каплан, Пиня Золотин, Елена Малышева под руководством Кашинского собрали коллектив единомышленников, который стал первым в Бобруйске, а, возможно, и во всей Белоруссии отрядом Коммунистического союза молодежи. Большинство комсомольцев были выходцами из еврейских семей.
В самом конце 1918 года отряды Красной Армии изгнали из Минска Белорусскую Раду, и 1 января 1919-го была официально провозглашена Белорусская Советская Социалистическая республика.
Теперь комсомольцы могли действовать открыто и в первую очередь занялись беспризорниками. После войны и революции детская беспризорность была массовой. В Бобруйске – на вокзалах, в порту, в заброшенных строениях – ютились сотни мальчишек и девчонок, потерявших своих родителей и родных. Многие из них вынужденно занимались воровством и грабежами. Это стало настоящей бедой для населения. Власти создали в городе несколько детских домов и трудовых колоний, где почти все первые вожатые, учителя, охранники и воспитатели были из числа комсомольцев. Кроме борьбы с беспризорностью они вместе с милицией патрулировали по городу, выезжали в деревни на ликвидацию местных банд грабителей, изучали военное дело, оружие, учились стрелять, метать гранаты, посещали политзанятия.
На общем собрании городского совета КСМ Иосифа избрали его секретарем. Это была уже вторая его выборная должность: ещё раньше рабочие избрали его председателем профсоюза кожевников. Доверие людей Иосиф воспринимал без тени зазнайства и превосходства, но с чувством большой ответственности. Он по-прежнему оставался для своих товарищей простым, доступным, веселым и свойским парнем. В 1919 году, в неполные 20 лет, его приняли в члены Коммунистической партии большевиков. Для Иосифа это был сознательный выбор, знаменательный рубеж в его жизни.
После ухода немцев из Бобруйска у родителей не оставалось причин для удержания Брайны дома, а она стремилась к практической самостоятельной деятельности и в декабре1918 года начала работать воспитательницей детского сада. Эта работа не только увлекала её, но и просто нравилась. Было приятно вставать рано утром и, вдыхая свежий морозный воздух, быстро шагать по чистому скрипучему снегу через весь город в садик, чтобы оказаться на месте раньше прихода родителей с детьми. Брайна умела увлечь их играми, соревнованиями, чтением, загадками, песнями, к каждому ребёнку относясь с большим вниманием. Дети отвечали ей уважением и любовью.
Так прошел 1919 год. Интерес к работе всё более уступал желанию продолжить образование, познавать новое, жить в гуще бурных событий. Всё чаще Брайна думала о Москве. Ведь именно туда, в столицу, стремится всё передовое, талантливое, новое! Там рождаются современные революционные идеи, которые воплощаются в искусстве, науке, литературе, просвещении! Поэтому получать образование нужно только в Москве, тем более, что там, в университете Шанявского, как стало известно Брайне, действуют курсы дошкольных работников и обучают самым передовым методам воспитания детей.
В феврале 1920 года в Бобруйск приехала погостить к родственникам Фаня Гуревич, которая раньше училась вместе с Брайной во Фребелевском институте. В Москве у неё была квартира, и она согласилась, чтобы Брайна пожила у неё, тем более, что Фаня работала воспитательницей в круглосуточном детском саду и часто ночевала на работе. Родители отговаривали Брайну, ссылаясь на трудности и опасности московского быта, но дочь настойчиво твердила, что уже взрослая и не пропадет, а упускать дорогое время нельзя.
В Москве Брайну безо всякой волокиты зачислили на курсы дошкольного воспитания. В этом ей помогла Фаня. Она была хорошо знакома с руководительницей курсов Шлягер и рекомендовала ей Брайну. Узнав, что Брайна владеет стенографией, Шлягер сразу предложила ей должность секретаря курсов.
Лекции самой Шлягер представляли собой обобщение мирового опыта дошкольного воспитания детей, изобиловали многочисленными практическими примерами и рекомендациями. Преподавала она мастерски, занятия проходили очень интересно. Брайна была в восторге от такой замечательной учебы. Но в отношении бытовых условий жизнь в Москве, действительно, состояла из сплошных трудностей.
В стране продолжалась кровавая и разорительная гражданская война, государственной системы снабжения не существовало, в столице царили голод, холод и хаос.
Зимой в комнате Брайны не бывало больше 6-7 градусов тепла. Девушка грела на кухне чайник и прикладывала его на кровати к ногам, но часто и это не помогало, тогда она одевалась, выходила на улицу и согревалась быстрой ходьбой.
К тому же мучило постоянное чувство голода. В университетской столовой по спискам на обед и после занятий выдавали по кусочку хлеба, тарелку жиденькой баланды, несколько ложек перловой каши или пюре из подмороженной картошки. Но после такой трапезы есть хотелось ещё сильнее.
После занятий Брайна шла в читальный зал университета и проводила там время за книгами до позднего вечера. В помещении было тепло, уютно, из него так не хотелось выходить на холодный сырой ветер!
В один из таких вечеров Брайна, как обычно, прижалась к теплой печке, греясь перед уходом. Пожилой вахтер, проходя мимо, обратился к ней, расспросил, что да как и посоветовал попытаться устроиться в студенческое общежитие, где он подрабатывал истопником и знал, что там всегда тепло.
Брайна немедленно туда направилась. Общежитием управлял студенческий совет. Брайну внимательно выслушали, посочувствовали, но с сожалением отказали из-за отсутствия на тот момент свободных коек. Вдруг одна из девушек по имени Рива заявила, что готова принять Брайну в свою комнату и, пока не освободится место, делить с ней постель. Так благополучно разрешился вопрос с тёплым ночлегом, Брайна обрела подругу, а вскоре нашлась и свободная кровать.
Через несколько дней после занятий Брайна зашла в столовую, получила свой ломтик хлеба и порцию форшмака из подпорченной серой картошки, который, тем не менее, казался очень вкусным, быстро отправила в рот всё до крошки и только тут заметила, что за ней внимательно наблюдает девушка за соседним столиком. А на столе у незнакомки, кроме форшмака, лежит много хлеба, а ещё яйца, банка варенья, чай…
Глаза Брайны, помимо её воли, остановились на этом желанном, но недосягаемом богатстве. А девушка просто и доброжелательно обратилась к Брайне: «Товарищ, может быть, вы хотите хлеба? Не стесняйтесь, прошу вас, возьмите, пожалуйста!». И протянула Брайне несколько ломтей хлеба, а затем предложила и чай с вареньем. Брайна была поражена и глубоко тронута этой необыкновенной по тем временам щедростью. Только тот, кто испытывал длительный голод без надежды его утолить, может по-настоящему оценить такой поступок!
Девушки познакомились, разговорились. Оказалось, Лиза – так звали добрую незнакомку – живёт с бабушкой в Подмосковье, а в Москве сняла комнату и хочет устроиться на работу, чтобы одновременно готовиться к поступлению в университет. Брайна посоветовала Лизе устроиться в общежитие и жить вместе. Лиза с радостью согласилась, Брайна и Рива поручились за неё, теперь их стало уже трое в одной комнате. Но так продолжалось недолго.
По решению властей университет имени Шанявского был преобразован в Коммунистический университет имени Свердлова, курсы, на которых занималась Брайна, временно закрылись, и из общежития выселили всех прежних жильцов.
Но подруги не унывали, они решили жить вскладчину и подыскать одну на всех комнату. Вскоре её удалось найти в большой коммунальной квартире, бывшие хозяева которой бежали за границу, оставив всю мебель и обстановку. В коридорах, шкафах, кладовых находились их вещи в опечатанных мешках и ящиках.
Брайна нашла работу в детском саду на окраине города, у Ривы работа тоже была, только Лиза никак не могла устроиться, зато регулярно привозила от бабушки деревенский хлеб, коржики, варенье, картошку, капусту, – всё это шло на общий стол.
Пожилая женщина, которая сдала подругам одну из своих двух смежных комнат, захаживала к ним вечером на чай обменяться новостями о положении в стране и на фронтах, где находились её муж и друг Ривы. Лиза неплохо играла на балалайке, под её аккомпанемент девушки напевали, развлекая жильцов большой квартиры.
Прошло несколько недель, и Брайна стала замечать, что в квартире происходит что-то неладное. Соседи то и дело о чем-то шушукаются, хозяйка не заходит вечером и закрывает дверь в свою комнату, Лиза избегает встреч и смотрит в сторону.
Брайна настойчиво потребовала объяснений у Ривы, и та сообщила, что соседи обнаружили сорванные печати на нескольких мешках и ящиках в коридоре. А у хозяйки из потайного местечка в буфете пропала золотая цепочка с медальоном. Самое неприятное, что Лиза неожиданно высказала вслух подозрение в адрес Брайны, так как она уходит из дому очень рано, когда многие еще спят.
Услыхав такое, Брайна испытала сильнейший нервный шок, у неё перехватило дыхание, закружилась голова, потемнело в глазах. Но, как только она пришла в себя, стала размышлять и анализировать. Все её подозрения сходились на Лизе. Медлить было нельзя.
Воспользовавшись тем, что Лизы не было дома, Брайна в присутствии Ривы проверила все лизины вещи в шкафу, а также её кровать и чемодан. Подозрение полностью подтвердилось: в шкафу под ворохом белья обнаружилась старинная книга в дорогом кожаном футляре, а в старой обуви под кроватью нашли завернутую в рваный чулок пропавшую хозяйкину цепочку с медальоном.
Когда появилась Лиза, Брайна вначале спокойно обвинила её в воровстве, а затем, всё более и более возбуждаясь, высказала всё, что думала о её подлом поступке и черной неблагодарности, которой она ответила на доброе отношение к ней. В конце этого обвинения и сама Брайна истерически разрыдалась. Лиза тоже не выдержала этой эмоциональной бури, расплакалась и в слезах созналась, что вытаскивала ценные вещи из опечатанных мешков и ящиков, а потом продавала их на Сухаревском рынке. Никакой подмосковной бабушки у неё, оказывается, нет, а продукты приобретались на деньги, вырученные за ворованные вещи.
Брайна тут же позвала хозяйку и соседей, предъявила им найденные вещи, Лиза повторила своё признание, покаялась и просила её простить, клянясь, что такое в её жизни больше не повторится. Ей поверили, простили, в милицию решили не сообщать, но предложили немедленно покинуть квартиру, что она и сделала наутро. Однако разоблачение Лизы заставило соседей относиться с недоверием и к её прежним подругам. При встречах и общении начали возникать неловкость и смущение. Стало ясно, что место жительства придётся менять.
Фаня Гуревич, с которой Брайна не прерывала связь, сообщила, что в подмосковном дачном поселке Малаховка организуется еврейская детская трудовая колония, где требуются воспитатели и педагоги со знанием еврейского языка.
В те годы детская трудовая колония вовсе не была учреждением для малолетних преступников или беспризорников. Революционные педагоги всерьёз увлеклись воспитанием нового поколения. Так молодой талантливый учитель Борух Шварцман, революционный романтик и антисионист, задумал на основе трудового воспитания молодежи практически опровергнуть одно из основных утверждений русских антисемитов о том, что созидательный физический труд, особенно в сельском хозяйстве, якобы чужд евреям, и они стремятся лишь паразитировать в обществе с помощью ростовщичества и нечестной торговли.
Шварцман получил разрешение властей организовать учебно-трудовую колонию для детей из еврейских семей с намерением воспитать в них стойкую привычку и уважение к физическому труду, научить самым необходимым приёмам и методам работы на земле, чтобы таким образом дать им возможность стать в будущем профессионалами сельского хозяйства. К тому же Шварцман не сомневался, что это будет способствовать сближению евреев с другими народами России.
Брайну охотно приняли в эту колонию на должность воспитателя и секретаря педсовета с предоставлением комнаты для жилья.
Колония располагалась в сосновой роще и занимала несколько одно- и двухэтажных домов. В каждом размещалась группа из 12-15 детей и подростков примерно одного возраста. Колонии принадлежал большой участок пахотной земли, где выращивали овощи и картофель, были также делянки овса, ржи, гороха. Отдельный большой дом служил столовой и клубом. На хозяйственном дворе располагались небольшая конюшня, сараи, погреба.
Все колонисты, воспитатели и учителя во главе с Барухом Шварцманом после небольшой зарядки и завтрака с шести часов утра принимались за работу. Уборка помещений, дворов, прилегающего участка леса, стирка, мелкий ремонт помещений и мебели, уход за растениями, обработка земли, заготовка дров и продуктов, работы на кухне, в столовой, в конюшне, – всё это выполняли сами воспитанники и их наставники. Дворников, уборщиц и подсобных рабочих в колонии не было.
После обеда два с половиной часа отводилось на школьные занятия. Брайне нравилась такая трудовая, четко организованная жизнь. Дружная и полезная работа большого коллектива радовала и вселяла надежду, что в советской стране всё будет хорошо, что она станет настоящей родиной для всех, в том числе и для евреев.
В конце недели проходили заседания педсовета, на которых Брайна вела протоколы. В заседаниях участвовали видные еврейские деятели культуры и искусства: писатели Дер Нистер3, Давид Бергельсон4, Давид Гофштейн5, Иехезкель Добрушин6, художник Марк Шагал7, музыкант Юлий Энгель8. Эти и некоторые другие известные люди были прикреплены к Малаховской колонии в том числе и для улучшения продовольственного снабжения собственных семей, в чём они в те нелёгкие годы очень нуждались.
Мудрые консультанты давали много полезных советов воспитателям. Они были готовы возглавить кружки по изучению мировой литературы, культуры, искусства, однако Шварцман не считал возможным тратить на это время, предназначенное для трудового процесса. Тем не менее с их помощью организовывались экскурсии в Москву на разнообразные выставки, спектакли, литературные диспуты, на которых Брайна иногда выступала, т.к. много читала и могла высказать своё мнение на литературные темы.
Летом 1920 года в Москве проходила Всероссийская конференция работников трудовых колоний и детских домов. Шварцман докладывал на ней о достигнутых результатах, Брайна тоже выступила с небольшим сообщением. После конференции собрались в фойе, пели песни, шутили, веселились. Племянник писателя Добрушина подвёл к Брайне незнакомого еврейского парня, который представился Мотей Зоркиным. Зоркин признался, что не первый день наблюдает за Брайной, ему нравятся её выступления и то, как она поёт еврейские песни. Он пишет стихи, и недавно один из них – «К солнцу» – посвятил ей.
Брайна была приятно удивлена и немало смущена таким вниманием. Ведь Мотя Зоркин – известный лидер еврейской молодежи, один из организаторов комсомола, политкомиссар Красной Армии, воевавший на фронтах гражданской войны. И вдруг он посвящает ей свои стихи!
Мотя рассказал, что несколько дней назад был в бою с белополяками на Украине, а сейчас его отозвали с фронта в связи с подготовкой к 3-му общероссийскому съезду комсомола. Он подробно расспросил Брайну о её работе в Малаховке, очень удивился, что она ещё не вступила в комсомол, и выразил надежду на скорую встречу.
Не прошло и недели, как Зоркин прибыл в Малаховку с мандатом уполномоченного по проверке учебно-воспита- тельной работы. Он поселился в том же доме, где жила Брайна, и всем в колонии стало ясно, что у них роман.
Зоркин без промедления организовал ячейку РКСМ, куда вступили все молодые сотрудники колонии, в том числе и Брайна. Ознакомившись поближе с жизнью и учебой колонистов, Зоркин выступил с жёсткой критикой системы их воспитания. Он упрекал Шварцмана в недооценке значения культуры и политического просвещения, обвинил его в несоответствии новым революционным принципам воспитания. Шварцман был уязвлен и обижен, и это заметно отразилось на его отношениях с ни в чем не повинной Брайной.
В начале октября 1920 года состоялся 3-й Всероссийский съезд комсомола. В связи с тем, что еврейская молодежь в то время составляла значительную его часть, на съезде была образована еврейская секция Центрального комитета, и Зоркин стал её секретарем. От делегатов из Белоруссии стало известно, что Бобруйск оккупирован белополяками, в городе действует подпольный комсомольский комитет, и оккупанты арестовывают и расстреливают коммунистов и комсомольцев.
Брайну чрезвычайно взволновали эти известия. Тревога и беспокойство за свою семью, подруг и знакомых лишили её покоя, сна и аппетита. Напрасно Зоркин старался для её успокоения рассуждать о том, что уже идут переговоры о мире, что Бобруйск поляки наверняка вскоре оставят, так как претендуют лишь на западные районы Белоруссии. Брайна не могла успокоиться. В её растревоженном воображении вновь и вновь возникали родные лица, испуганные, растерянные, зовущие на помощь! «Если бы я была там, им было бы легче, – думала Брайна. – Увижу ли я их живыми и здоровыми?!» Нестерпимо хотелось знать, что же на самом деле там происходит.
В связи с новым назначением Зоркин перебрался в Москву. Не желая расставаться с Брайной, он настаивал, чтобы она перешла на работу в секретариат еврейской секции Центрального комитета комсомола. Брайне не хотелось уходить из малаховской колонии, работа в ЦК её совершенно не привлекала, но она любила и уважала Зоркина и верила, что он лучше неё понимает, где она сможет принести больше пользы.
И хотя Шварцман обещал через несколько месяцев помочь Брайне поступить в пединститут, она приняла деловое предложение Зоркина и в конце октября 1920 года поселилась в общежитии ЦК комсомола, приступив к работе в еврейской секции ЦК.
3 Дер Нистер (1884-1950), наст. имя и фамилия Пинхус Менделевич Каганович — еврейский писатель.
4 Давид Бергельсон (1884-1952) — еврейский писатель, драматург.
5 Давид Гофштейн (1889-1952) — еврейский советский поэт и переводчик.
6 Иехезкель Добрушин (1883-1953) – видный еврейский прозаик, поэт, драматург, критик, театровед и публицист, профессор.
7 Марк Шагал (1887-1985) – русский и французский живописец, график, театральный художник, иллюстратор, мастер монументальных и прикладных видов искусства. Поэт, писавший на идише.
8 Юлий Энгель (1868-1927) — музыковед, переводчик, фольклорист, композитор.