Полный текст PDF книги доступен здесь:
КИМ ГЕРШОН
САГА О БРАЙНЕ
Повесть о Пережитом
ИЗРАИЛЬ 2010 – ТОРОНТО 2017
Редактор Семён Габай
Дизайн обложки Алёны Ягудаевой
Первое издание: Ким Гершон. САГА О БРАЙНЕ.
Повесть о пережитом.
Издательство «Звёздный ковчег». Израиль, 2010.
Вторая редакция: Торонто, Канада, 2017 г.
Редактор Татьяна Ясинская
© Ким Гершон. Сага о Брайне. Повесть о пережитом.
© Все права принадлежат автору.
Посвящается незабвенной памяти родителей и сестры.
…Нельзя, чтоб без следа…
М. Петровых
ОТ АВТОРА
В 60-х годах прошедшего века случай свёл меня в подмосковной Малаховке с еврейским писателем и поэтом Самуилом Галкиным. Он заинтересовался историей нашей семьи и порекомендовал написать об этом рассказ, который, по его мнению, мог быть не только интересен современникам, но и полезен будущим поколениям, если они пожелают узнать о жизни своих предков.
И вот, наконец, пришло время претворить этот совет в реальность.
Следует учесть, что повествование, о котором идёт речь, хоть и основано на реальных событиях и воспоминаниях очевидцев, всё же не воспроизводит эти события и даже имена отдельных их участников с абсолютной документальной точностью.
Хорошо известно, что жертвами массовых политических репрессий в Советском Союзе в период с 1922 по 1955 гг. стали миллионы честных людей – различных по возрасту, положению в обществе, профессиям, национальности. Однако не только они сами, но и семьи всех, кому приклеивали ярлык «врага народа», тоже подлежали «выкорчёвыванию» – вплоть до малолетних детей.
О трагической судьбе одной такой еврейской семьи, которая могла бы стать счастливой, но была разорена и почти уничтожена в результате сталинских репрессий, и рассказывается в этой книге.
Глава 1
В Белоруссии неподалеку от Могилёва на реке Березине, впадающей в Днепр, есть город Бобруйск. Он впервые упоминается в исторических документах в Х1V веке, а в наше время превратился в современный перспективный благоустроенный город с развитой промышленностью, сетью общеобразовательных школ, специальных учебных заведений, культурных и развлекательных учреждений. В городе проживают более 200 тысяч человек, он является важным железнодорожным узлом с двумя пассажирскими вокзалами и речным грузопассажирским портом.
А в начале ХХ века это был заурядный провинциальный городок в так называемой «черте оседлости» Российской империи – так назывались территории, где разрешалось селиться евреям. В Бобруйске они составляли подавляющее большинство населения.
Это был город сапожников, портных, кузнецов, лавочников. Многие работали грузчиками на железной дороге или в речном порту. Среди разнообразных мелких мастерских выделялись своими размерами мебельная и щетинная фабрика, выпускавшая щётки и кисти. Несколько десятков рабочих-евреев трудились на этих предприятиях.
Одна из главных улиц города называлась Романовской. В самом её начале располагался квартал двух- и трёхэтажных домов с палисадниками и садиками. Здесь обитали зажиточные или, по крайней мере, благополучные еврейские семьи. А в конце той же самой улицы, ближе к берегу Березины, селились бедняки. Место это называлось «Пески». Здесь в окружении примитивных огородов располагались убогие жилища тех, кого нельзя было назвать благополучными. Однако независимо от материального положения все еврейские семьи, за небольшим исключением, строго соблюдали еврейские религиозные обряды и бытовые традиции.
При синагоге действовала четырёхлетняя школа – хедер, где детей обучали древнееврейскому языку, в соответствии с писаниями Торы знакомили с историей еврейского народа, а также с азами математики. Образование детей бедняков этим чаще всего и ограничивалось, а дети из зажиточных семей могли его продолжить в частных русских школах и гимназиях, где несмотря на то, что обучение было платным, приём еврейских детей ограничивался строгой процентной нормой.
На Песках, в небольшом стареньком деревянном доме, проживала семья рабочего-грузчика Хаима Гершона. У него было двое детей: дочь Ида, 1896 года рождения, и сын Иосиф, тремя годами младше сестры. Жена Хаима умерла от болезни, когда Иосифу было всего 5 лет.
Жили трудно. Недоедание, нищета и тяжкий труд постоянно сопровождали существование Гершонов. Хаим много и тяжело работал, чтобы обеспечить детям самое необходимое: пищу и одежду. Все работы по дому и хозяйству выполняли Ида и Иосиф. Они убирали дом, готовили пищу, носили воду из колодца, заготавливали дрова на зиму, ухаживали за огородом, солили огурцы и квасили капусту, помогали отцу ремонтировать крышу и полы в доме, содержать в порядке одежду и обувь.
Хаим умел и любил читать по-еврейски и по-русски. Он был религиозен, но относился к религии, как и вообще к жизни, с изрядной долей юмора. Именно юмор и оптимизм главы семейства скрашивали их трудный быт и вселяли надежды на перемены к лучшему. «Не унывайте, дети, будет и на нашей улице праздник!» – частенько подбадривал своих детей Хаим.
По субботам он по-еврейски рассказывал детям эпизоды из истории своего народа: о его борьбе с врагами, о героях Макковеях, Бар-Кохбе, царе Давиде… А в будни по-русски читал Иде и Иосифу рассказы Толстого, Чехова, Шолом-Алейхема, Короленко, а, устав читать и рассказы- вать, принимался напевать еврейские песни.
Хаим Гершон. Бобруйск, 1928 г.
Иосиф обожал эти «посиделки» с отцом и сестрой. Он внимательно слушал рассказы Хаима и охотно пел вместе с ним как по-еврейски, так и по-русски.
Ида выросла скромной, молчаливой, замкнутой, но очень трудолюбивой и исполнительной. Она нигде не училась и не умела читать, у неё не было подруг, а все свои силы, старания и умения она посвящала домашним делам, преданно обслуживая отца и брата, старательно готовила им пищу, стирала, убирала и стала незаменимой хозяйкой небогатого дома.
Иосиф резко отличался от своей сестры. Это был рыжеватый, кудрявый, физически развитый, общительный и весёлый мальчик, трудолюбивый и добрый. Условия сурового быта формировали его характер и способствовали воспитанию самостоятельности, сообразительности, ловкости, смелости. Всё свободное время Иосиф проводил со сверстниками на улице. Вместе с ватагой мальчишек и девчонок носился по берегу реки, прятался в развалинах старинной крепости, лазал по деревьям.
Агрессивным драчуном он не был, но мог достойно постоять за себя и своих друзей в случае необходимости. Врождённое чувство справедливости не позволяло ему равнодушно наблюдать, как обижают слабых, и обычно он храбро вступался за них, нередко ввязываясь в серьёзные потасовки. Многие ребята считали Иосифа своим защитником, признавали его лидерство и сплачивались вокруг него.
Время от времени русские и белорусские мальчишки, подзадоренные взрослыми, устраивали налёты на бедные еврейские кварталы. С криками «Бей жидов!» юные антисемиты внезапно являлись на Пески, избивали детей и взрослых, бросали камни в окна домов, орали, свистели…
Реакция Песков была неизменной: с боевым кличем «Наших бьют!» еврейские мальчишки и девчонки из тех, что похрабрее, тут же сбегались к месту происшествия, и вскоре погромщики позорно улепётывали. Иосиф непременно находился в первых рядах защитников своего района и никогда не сомневался, что именно так и надо поступать с обнаглевшими подонками. Но очень рано он стал задумываться о глубинных причинах конфликтов между разными нациями.
Отец доходчиво разъяснил сыну, что погромщики- антисемиты, так же, как жулики и бандиты всех мастей, не только не представляют русский и белорусский народы, но сами являются отбросами общества. «Большинство народа любой национальности составляют бедняки, рабочие и крестьяне, и у всех них общие интересы – борьба за лучшую жизнь», – наставлял Хаим.
Иосиф крепко усвоил эти первые уроки интернационализма. Но по-настоящему серьёзно учиться в детстве ему, увы, не пришлось. В семилетнем возрасте мальчик начал посещать хедер, но древнееврейский язык, молитвы и псалмы Торы, объяснения и толкования еврейских бытовых обрядов его мало интересовали, оставив слабый след в памяти. Когда Иосифу исполнилось 9, его зачислили в бесплатное училище для бедняков, где в течение четырёх лет он учился читать и писать по-русски, а также приобрёл элементарные математические знания.
В 13 лет Иосиф поступил в качестве ученика рабочего на щетинную фабрику, которая принадлежала богатой еврейской семье из Минска. По религиозным соображениям хозяева предпочитали брать на работу исключительно евреев, поэтому постепенно на фабрике сложился сплочённый коллектив, который дружно выступал против антисемитских выходок черносотенцев и стал известен в городе как отряд еврейской самообороны.
Условия труда на фабрике были очень тяжёлыми: трудоёмкие производственные операции сопровождались образованием вредной волосяной пыли с высокой влажностью и неприятными запахами. Иосиф стойко переносил эти трудности, не хныкал, не жаловался, внимательно наблюдая за работой опытных мастеров, которые не отказывались поделиться советом с любознательным пареньком. Через два года он уже мог работать самостоятельно, и его заработок постепенно стал превышать отцовский.
Рабочие относились к Иосифу по-дружески, как к равному, надёжному и безотказному товарищу. Иосиф никогда не отказывался помочь тем, кто в этом нуждался. Равнодушие было ему совершенно чуждо – таким характером наградила его судьба. У него были сильные, умелые руки, светлая голова и добрая душа. Он помогал многим сослуживцам ремонтировать крыши и колодцы, заготавливать дрова, копать огороды, хоронить отошедших в мир иной…
Работая, Иосиф частенько напевал еврейские песни. И это не осталось незамеченным – его стали просить спеть в подходящих ситуациях и, как правило, он делал это без малейшего жеманства или cтеснения. Так постепенно при упоминании его имени люди стали неизменно добавлять: «Это тот Йошка, который поёт!»
Однажды управляющий фабрики решил снизить расценки на производственные операции под предлогом финансовых трудностей, переживаемых предприятием, что грозило существенным уменьшением заработков рабочих. Так Иосиф впервые узнал, что такое забастовка, и сразу принял в ней активное участие.
Управляющий пригрозил уволить забастовщиков. Некоторые из них заколебались: ведь они были основными кормильцами своих семей. Но Иосиф так горячо убеждал каждого не отступать, что ему поверили – никто не вернулся на работу. Вмешались хозяева фабрики и, ко всеобщему удивлению, разрешили конфликт в пользу рабочих, а управляющему пришлось подать в отставку. После этого случая авторитет Иосифа значительно вырос. Несмотря на свой юный возраст, он постепенно становился лидером рабочего коллектива. Бородатые евреи с уважением прислушивались к его словам и часто лишь одобрительно кивали головами в ответ.
А времена надвигались неспокойные. Царское правительство безуспешно пыталось подавить нарастающее революционное брожение особенно заметное в городах. Революционеры, представлявшие различные партии, организовывали бунты, забастовки, покушения на министров, чиновников и даже самого царя. В ответ монархисты и черносотенцы под лозунгом: «Бей жидов, спасай Россию!» устраивали жестокие еврейские погромы.
В 1913 году в Киеве состоялся скандальный суд по клеветническому обвинению еврея Бейлиса в ритуальном убийстве русского мальчика. Этот процесс потряс либеральную часть общества не только в России, но и во всей Европе. И хотя суд присяжных, состоявший из простых крестьян, полностью оправдал Бейлиса, антисемиты и погромщики продолжали обвинять евреев во всех бедах русского народа.
В среде еврейской молодёжи бурлили свои революционные идеи. Наибольшей популярностью пользовались две взаимоисключающие теории. Первая утверждала, что евреи должны бороться за создание в Палестине собственного еврейского «дома», т.е. суверенного национального демократического государства. Вторая теория гласила, что евреи обретут счастье только в равноправной семье российских народов и призывала к борьбе за свержение самодержавия и построение справедливого социалистического общества без богатых и бедных.
Лидеры сионизма – такие как Жаботинский – призывали еврейскую молодёжь заниматься только насущными проблемами собственного народа и оставить чуждое евреям русское революционное движение. В то время как евреи-коммунисты, последователи Плеханова, Мартова, Ленина и Троцкого, убеждали еврейских юношей и девушек не верить сионистам – мол, не в Палестине, а именно в социалистической России евреи обретут подлинную свободу и счастье. Братство, дружба, равенство, интернационализм, всеобщее благополучие, – все эти романтические лозунги кружили головы большинства еврейских молодых людей, особенно выходцев из бедных семей.
Один из служащих фабрики по фамилии Кашинский время от времени заговаривал с пятнадцатилетним Иосифом на эти темы и однажды пригласил его на собрание нелегального кружка марксистов. Собрание проходило под видом празднования дня рождения Кашинского. В тот вечер Иосиф впервые услышал, что рабочий класс – могильщик царизма и капитализма, и самой историей ему предназначено изменить существующий порядок: «кто был ничем, тот станет всем!»
Подобные призывы, подкреплённые историческими обоснованиями, были очень близки мироощущению юного борца за справедливость. Иосиф стал постоянно посещать кружок марксиста Кашинского, где в популярной форме, довольно поверхностно и тенденциозно, обсуждались труды Маркса, Энгельса, Плеханова, Каутского, Ленина.
Целенаправленная пропаганда постепенно сделала своё дело: всем своим неискушённым и доверчивым существом Иосиф проникся идеями и лозунгами большевизма, искренне поверил в их справедливость и высокие цели. А мысль о создании еврейского государства в Палестине, еврейский образ жизни, религия и сионизм казались ему теперь не только ничтожно мелкими и неверными, но даже вредными и чуждыми простым трудовым людям.
Постепенно Иосиф становился сознательным, бескорыстно преданным идейным сторонником и последователем коммунистов-большевиков, уверенным, что только эти люди действительно смогут создать самое гуманное современное человеческое общество. Борьбе за него и за всеобщее народное счастье молодому человеку искренне хотелось посвятить всю свою жизнь!..
В то время на другом, удалённом от Песков участке улицы Романовской, в собственном добротном двухэтажном доме проживала семья мелкого торговца Баруха Шведика. Его родители были религиозными людьми и соответственно воспитали своего единственного сына. Ежедневные молитвы, святость субботы, тщательное соблюдение кашрута, посещение синагоги, еврейские праздники, – все эти и другие обряды и обычаи строго соблюдались в доме Шведиков.
Дом с полуподвальным помещением и подвалом был построен дедом Баруха и достался ему по наследству.
Делами в семье заправляла мать Баруха – деспотичная, умная, энергичная женщина, не допускавшая детских шалостей и семейных скандалов, строго следившая за порядком в доме. Барух любил, уважал и побаивался свою мать, во всём следовал её советам и наставлениям и вырос честным, добрым, но в то же время ленивым, безынициативным и к тому же малограмотным человеком.
Его женили на почти не знакомой, красивой, печальной и замкнутой девушке, которую мать подыскала где-то в Витебской губернии. В 1898 году у них родилась дочь Брайна.
На паях с компаньоном Барух Шведик держал продовольственную лавку. В подвале дома Шведиков они оборудовали небольшую колбасную мастерскую, сырьё для которой закупали на рынке и у окрестных крестьян. Но ни Барух, ни его компаньон не знали, как успешно вести торговлю, и частенько лавка приносила им одни убытки. Тогда колбасу из своей мастерской каждый из них понемногу уносил домой, надеясь, что компаньон этого не заметит.
Полуподвальное помещение сдавалось в аренду семье портного. Квартирант не всегда имел возможность вовремя заплатить за жильё, тем не менее, семья Шведик считалась в Бобруйске благополучной и достаточно обеспеченной. Восемь лет Брайна была у своих родителей единственным ребёнком, затем родились сыновья Соломон, Хаим, дочь Геня и ещё один сын Геннадий.
Брайна росла эмоциональной, впечатлительной и наблюдательной девочкой. Мать, отец, бабушка и дедушка очень любили и баловали её, но она относилась к ним по- разному. На мать частенько обижалась за её холодность и отчуждённость к отцу, которого очень любила за доброту, сердечность, готовность во всём уступать и всё прощать. Бабушку побаивалась и по возможности избегала. Дедушка и вовсе казался Брайне странным и непонятным за то, что ничего не делал дома, только молился или читал, но требовал, чтобы все остальные члены семьи в это время не мешали ему.
С пяти лет Брайна начала посещать хедер, где меламед (учитель) обучал её древнееврейскому языку – ивриту, а дочь учителя дополнительно, как бы между делом, научила заодно и русскому. В восьмилетнем возрасте Брайну приняли в приготовительный класс Бобруйской частной русской гимназии М. Н. Ильинского. Началась серьёзная, разносторонняя семилетняя учёба.
Брайна отличалась ответственным отношением ко всем школьным заданиям, учителя отмечали её способности к математике, языкам, истории. Из класса в класс она переходила с похвальными грамотами, а перед выпускными экзаменами считалась бесспорным кандидатом на серебряную медаль. Но «еврейский образ жизни» сыграл с ней злую шутку.
Государственный письменный экзамен по русскому языку и литературе назначили на субботу. И Брайна отказалась на него явиться, так как по субботам евреям положено только отдыхать и молиться. Либеральный директор гимназии разрешал еврейским гимназистам не посещать занятия по субботам, но перенести на другой день экзамен было не в его власти – председателем экзаменационной комиссии был важный чиновник из Минска. Именно он настоял, чтобы Брайне Шведик выставили сниженную итоговую оценку в аттестате, лишавшую её медали.
Утешая обиженную девушку, дедушка сказал: «Не расстраивайся, Брайна: ведь знания они уже не могут у тебя забрать, а это намного важнее аттестата!»
В мудрой справедливости этих слов Брайна потом не раз убеждалась в жизни. Учась в русской гимназии, она одновременно продолжала изучать древнееврейскую культуру и язык. Особенно увлекали её проповеди еврейских пророков против зла и несправедливости; волновали и воодушевляли простые, понятные и полные житейской мудрости призывы: «Не убий!», «Не укради!», «Возлюби ближнего, как самого себя!»
Сидя ранним утром с книжкой в руках на скамейке в палисаднике возле своего дома, Брайна часто наблюдала, как через двор торопливо проходит худой, бледный, бедно одетый юноша. Это подмастерье портного направлялся к входу в полуподвальное помещение.
Проходя мимо, он бросает беглый взгляд на симпатичную девушку с длинными толстыми косами и скрывается в доме. Брайна не сомневается, что юноша несчастен, голоден и осуждает её за то, что она может позволить себе читать, а он вынужден только работать. Она чувствует какую-то свою вину перед ним за явную несправедливость в их положении. Может быть, можно как-то помочь ему? Она готова сделать для этого всё, что в её силах.
Во дворе появляется жена портного – измождённая, худая женщина с непричёсанной седой головой. Она просит у матери Брайны несколько горчичников для мужа, у которого случился приступ радикулита. Брайна знает, что вся семья портного – он сам, его жена и малолетний сын – больны. Врачи советуют им, прежде всего, сменить климат, улучшить питание, иначе их состояние будет только ухудшаться. И все понимают обречённость несчастных, потому что никаких реальных возможностей улучшить свою жизнь у этой семьи просто нет.
Подобные случаи – а их встречалось немало – вызывали у Брайны тяжёлые раздумья и вопросы, на которые никто из её окружения не мог ответить ясно и убедительно. Почему так устроен мир, что одни люди живут богато – в добротных домах, красиво одеваются, ездят в экипажах, вкусно и сытно едят, учатся в гимназиях и университетах, посещают театры, музеи, балы, лечатся в дорогих клиниках и на фешенебельных курортах, а другим, физиологически точно таким же людям, но родившимся бедняками, предназначены лишь рабский труд, голод, нищета, безграмотность, болезни, попрошайничество или даже воровство, а затем тюрьма, преждевременная старость и смерть?
Много других «почему?» и «зачем?» не давали покоя юной Брайне. Русская литература, открывшая ей чудесный мир новых ярких впечатлений, многое помогла понять, осознать, оценить. В произведениях Пушкина, Лермонтова, Толстого, Чернышевского, Добролюбова, Некрасова, Короленко, Горького её до глубины души восхищали благородство, преданность, честность и отвага одних героев и глубоко возмущали коварство, жестокость и предательство других. Она находила для себя в книгах поучительные примеры для подражания, училась разбираться в сложных и запутанных человеческих отношениях, понимать, отчего так часто оказываются рядом любовь и ненависть, дружба и предательство, благородство и подлость.
Но необъяснимыми оставались истинные причины того, почему человеческое сообщество вообще допускает, чтобы так много зла совершалось в отношениях между людьми. Откуда, например, берётся повсеместное угнетение и унижение евреев или бесконечные большие и малые войны, где тысячи незнакомых людей убивают и калечат друг друга, даже не понимая толком, за что.
Размышляя об этом, Брайна всё чаще приходила к убеждению, что одной из причин является невежество. Культура во многом зависит от воспитания. И если с детства прививать людям убеждение в необходимости делать добро, помогать бедным и слабым, поступать справедливо, проявлять терпимость, стараться понять друг друга, то в недалёком будущем жизнь на Земле может измениться к лучшему.
Придя к такому выводу, Брайна приняла твёрдое решение посвятить себя воспитанию детей, стать учительницей. И вскоре поступила в спецкласс гимназии, где готовили воспитателей детей дошкольного возраста.
Среди гимназисток близких подруг у Брайны не было – русские и белорусские девочки чурались евреек. Лучшим другом в этот период стал двоюродный брат Берл, сын тёти. Он был старше Брайны на два года и учился в частной мужской гимназии. С ним было интересно обсуждать произведения еврейских и русских писателей, он знал много стихов, с большим чувством их декламировал.
Постепенно вокруг Берла образовался небольшой кружок единомышленников. Собираясь то в одном, то в другом доме, они много читали, декламировали, обсуждали злободневные статьи того времени: «Герой и толпа», «Что такое прогресс» журналиста Михайловского, пели еврейские песни, шутили, играли, – словом, проводили свой досуг полезно и весело. Весной и летом часто посещали берёзовую рощу на берегу Березины, соседствовавшую со старинной заброшенной крепостью, развалины которой были покрыты ярким ковром из трав и цветов. Это были излюбленные места встреч и прогулок городской молодёжи. Брайна тоже любила уединиться в этой роще с книжкой. Отрываясь от чтения, прислушивалась к нежному лопотанию берёзовых листьев, пению птиц, наблюдала сквозь ветки деревьев за бегущими по небу облаками. Радостно и спокойно было на душе у девушки в этом чудесном уголке природы.
Компания еврейской молодёжи. Бобруйск, 1915 г. Брайна в белой блузке на переднем плане справа.
Однажды подруга Брайны Хана привела в их кружок красивого еврейского парня по имени Марк. Он оказался старше всех в компании, осмотревшись и освоившись, объявил себя сионистом и вскоре увлёк молодёжь идеей переселения в Палестину с целью возрождения еврейского государства. Марк познакомил кружковцев со статьями Теодора Герцля1, убедил их приступить к изучению проблем сельского хозяйства в условиях Палестины, чем, по его мнению, и должны были в первую очередь заняться переселенцы-евреи.
Зимой молодые люди изучали растительный мир Палестины, приёмы обработки земли, новейшие технологии сельскохозяйственного производства, а весной приступили к практическим занятиям. На пустынном берегу Березины они огородили участок земли площадью около 300 квадратных метров, вскопали и удобрили землю, засеяли ячмень, посадили картофель, огурцы, помидоры. В засушливые дни поливали участок водой из Березины. Растения бурно пошли в рост, но интерес к этой затее у Брайны вскоре начисто пропал, так как Марк стал грубо и цинично добиваться её близости. Это испугало и возмутило её, она порвала с ним всяческие отношения, а затем покинула и кружок, тем более что реальный переезд в Палестину казался ей вопросом сомнительным и неоднозначным.
С тех пор, как в семье Шведиков после длительного перерыва стали снова появляться дети, Брайне пришлось всё больше и больше помогать матери ухаживать за ними. Это их сблизило, и постепенно отношения между родителями открылись в ином свете. Осознав, что мать никогда не любила своего мужа, чуждого ей по духу, и представив себя на её месте, Брайна поняла, какие тяжёлые душевные муки должна была постоянно переносить её бедная мать, не видя для себя иного пути, кроме терпения. Девушка прониклась глубоким сочувствием и уважением к матери, однако возродить в себе ту необъяснимую, естественную дочернюю любовь, какая бывает только в детстве, Брайна уже не могла.
А прежняя любовь к отцу, преклонение перед его честностью, простотой и добротой начали сменяться приступами раздражения из-за его формального, нескончаемого исполнения религиозных обрядов при совершенно равнодушном отношении ко всему, что происходит за стенами дома.
Такаяя обстановка всё больше тяготила Брайну, и она решила, что ей пора начать работать. Было лето 1915 года. Шла Первая мировая война, в Бобруйске находилось много беженцев, открывались дополнительные сады и детские летние площадки. На одной из них Брайне предложили место помощницы воспитателя, она с радостью согласилась.
Несколько месяцев интересной и успешной работы укрепили её уверенность в том, что работа с детьми – её правильный жизненный выбор и следует без колебаний продолжить учёбу по специальности учителя.
На семейном совете решили, что Брайна поедет в Киев и попытается поступить в широко известный педагогический Фребелевский институт. В сентябре 1915 года она успешно прошла в нём конкурс аттестатов и была зачислена студенткой факультета дошкольного воспитания. Предстояло три года учёбы, и Брайна с радостью предвкушала, что её ожидают интересные лекции известных профессоров, самостоятельная работа в библиотеках, общение с молодыми сверстниками и долгожданный, полностью самостоятельный быт на частной съёмной квартире. Так оно всё и случилось, но продолжалось не три года, а лишь год с небольшим, после чего учёба Брайны неожиданно прервалась.
В студенческой среде того времени бурлили революционные настроения. Спонтанно возникали кружки и ячейки различных партий и движений. То и дело в аудиториях, коридорах, на улице, в общежитиях среди молодёжи стихийно закипали политические споры и диспуты. Это, безусловно, отвлекало от учёбы, но такая жизнь казалась Брайне захватывающе интересной.
Особенно горячо и настойчиво пропагандировали свои взгляды социалисты-революционеры, которых сокращённо называли эсерами. Они призывали студентов незамедлительно «идти в народ», просвещать крестьянские массы, готовить их к грядущей революции и новой жизни в условиях демократии. Наивную, эмоциональную, романтичную Брайну завораживали азартные речи партийных агитаторов, и когда в индивидуальной беседе ей предложили вступить в партию эсеров, она быстро согласилась. Результат такого решения вскоре негативно отразился на её учёбе.
В сентябре 1916 года после летних каникул она приступила к занятиям на втором курсе. А в ноябре её вызвали в партийный комитет и объявили о серьёзном поручении: на год оставить учёбу в институте и отправиться в посёлок Почаевская Лавра вблизи города Кременца в качестве учителя местной школы. Планировалось, что через год её там сменит другой присланный партией учитель, и она сможет вернуться в Киев для продолжения учёбы. В настоящий момент в Почаевской Лавре находился партийный товарищ Давид Шульман, который дожен был помочь Брайне на первых порах. На размышления дали 3 дня.
Всего 3 месяца назад Брайне исполнилось 18 лет, однако морально она уже была готова к жертвам ради человечества. Поэтому патийное поручение она восприняла как важное и почётное и, вопреки категорическим возражениям родителей, согласилась его исполнить. Партийная ячейка выделила ей небольшую сумму денег, снабдила удостоверением. В Киеве Брайна закупила большую пачку карандашей, нашла несколько учебников и с единственным полупустым чемоданом села в поезд, направлявшийся в Кременец.
До самой Почаевской Лавры от станции пришлось добираться пешком – хорошо ещё, что путь был не слишком долгим. Но то, что в итоге увидела Брайна, совершенно не соответствовало её ожиданиям. Дорога привела её к воротам высокого забора, окружавшего довольно большой участок. На нём возвышалась церковь, виднелись мрачноватые монастырские здания и хозяйственные постройки. Это и был мужской монастырь Почаевская Лавра.
Напротив ворот располагалось длинное обшарпанное двухэтажное казённое здание, а за ним в два ряда стояли несколько деревенских домов с палисадниками, садами и огородами.
Давид Шульман оказался младшим офицером расположенной в посёлке воинской части, казарма которой занимала первый и частично второй этаж упомянутого казённого здания. Давид рассказал Брайне, что по поручению своей партийной ячейки проводил агитационную работу среди жителей посёлка, и люди настойчиво просили помочь им найти учителя начальной школы – в этом была большая нужда, так как с начала войны школа не работала, многие дети росли неграмотными. Давид обратился в партийный центр с просьбой прислать учителя-мужчину, т.к. условия жизни и работы в посёлке были нелёгкими. А из Киева вдруг прислали юную девушку…
Давид сразу же условился с Брайной, что будет всем представлять её своей двоюродной сестрой, что даст ему возможность оказывать ей покровительство и защиту при необходимости. Контора местной управы находилась на втором этаже казарменного здания, а рядом с конторой два помещения предназначались для школы: большая комната служила классом, другая, маленькая – жильём учителя. С помощью Давида все формальности с оформлением документов были быстро улажены, Давид представил Брайну командиру воинской части, тот любезно разрешил ей за небольшую плату питаться в солдатской столовой, а также распорядился выдать комплект постельного белья, одеяло, подушку и чайник. На следующий день по распоряжению управы помещение школы привели в порядок, столы и скамейки вымыли и отремонтировали, после чего сообщили жителям, что школа начинает работать.
Правда, школьные учебники, тетради и письменные принадлежности отсутствовали полностью. И немудрено: Россия третий год участвовала в мировой войне на стороне Антанты, и экономика страны, за исключением военной промышленности, находилась в глубоком упадке. Повсюду ощущалась нехватка продуктов питания, промтоваров, а школьных товаров вообще не было ни в магазинах, ни на складах. Давид обещал поискать что-то подходящее среди армейских запасов и вскоре принёс неиспользованные бланки и формуляры, обрезки обойной бумаги, краски, перья, клей. Брайна достала из чемодана купленные в Киеве карандаши – с этим уже можно было встречать учеников. И они появились: 27 мальчиков и девочек в возрасте от 7 до 13 лет.
Одни вовсе не знали букв, другие уже умели читать, писать и считать. Старшие ребята, ранее посещавшие школу, принесли учебники, тетради, ручки карандаши. Настроение у детей было хорошее – они очень хотели учиться, и Брайна с энтузиазмом принялась за дело. По степени их подготовленности к учёбе сформировала три группы, составила учебные программы и задания, и поочерёдно занималась с каждой.
Дети оказались дисциплинированными, почти все старательно выполняли задания, учёба успешно продвигалась. Родители, довольные этим и общей обстановкой в школе, поближе познакомившись с Брайной и условиями её быта, договорились между собой снабжать учительницу продуктами питания из своих хозяйств. А в один из холодных декабрьских вечеров неожиданно принесли ей валенки, добротный полушубок и меховую шапку – всё не новое, но чистое и в хорошем состоянии. Брайне эти вещи были очень кстати, но она согласилась принять их лишь временно, на холодный период.
Обучать разнородный детский коллектив было сложно и утомительно, и хотя отношение учеников и их родителей помогало Брайне в работе, она понимала, что пользы от таких примитивных занятий немного. Органы народного образования никакой помощи не оказывали. Лишь однажды приехал инспектор из Кременца, задал несколько вопросов Брайне, поговорил с учениками, похвалил учительницу за самоотверженность и, пожелав всем дождаться лучших времён, укатил на бричке обратно в город.
По вечерам Брайна запиралась в своей комнате, готовилась к урокам или читала книги, но часто на неё накатывали приступы тоски и сожаления о той жизни, которой она пожертвовала ради пресловутого «служения народу». Она всё больше сомневалась в пользе такого служения, которое могла принести народу именно она, студентка-недоучка. С этими невесёлыми мыслями Брайна засыпала, но утром снова бодро включалась в работу, утешая себя тем, что время летит быстро, и непременно придёт день, когда она вернётся в институт.
Но этот день не пришел. И вернуться в Киев ей не было суждено.
В конце февраля 1917 года в Петербурге произошла революция. Царь Николай II отрекся от престола, было создано Временное правительство, наступило смутное время перемен. Всюду началась неразбериха в органах власти, без конца возникали и исчезали разные советы и комитеты, солдаты массово дезертировали с фронта, создавая отряды и банды, которые под лозунгами о независимости Украины нередко грабили и держали в страхе местное население.
В Почаевской Лавре солдаты тоже бурно восприняли наступление перемен. Командование перешло к солдатскому комитету, который во всём игнорировал указания прежнего начальства. Солдаты перестали соблюдать воинскую дисциплину, участились повальные пьянки, драки, избиения офицеров, дезертирство.
Брайна уже боялась ночевать в своей комнате и после школьных занятий уходила до утра то в одну, то в другую семью своих учеников. Вскоре и ученики стали пропускать занятия, так как их родители побаивались, что дети могут пострадать от распустившихся солдат.
Однако в целом учебный год закончился довольно успешно. Старшие ребята освоили основы арифметики, научились решать задачи, младшие уже сносно читали и писали целые предложения.
Летом Брайна ходила по домам и индивидуально занималась с отстающими учениками. Люди принимали её радушно, часто заводили разговоры на политические темы, но Брайна не считала для себя возможным убеждать их в том, в чём и сама не была уверена, повторяя: «Я только учительница».
В сентябре на занятия вернулось менее половины детей, но Брайна продолжала работать. Она полагала, что обязана сдержать своё обещание – отработать год и дождаться замены. Год истекал в октябре. В начале этого месяца Брайна отправила письмо в Киев, где написала об окончании срока своей работы, но ответа не дождалась.
А 25 октября (по старому стилю) в Петербурге произошёл большевистский переворот. Временное правительство арестовали, и новая революционная власть объявила о выходе России из войны. Германские войска без сопротивления занимали обширные области Украины, Белоруссии, Прибалтики. В Киеве Центральная Рада (парламент Украины) провозгласила независимую Украинскую народную республику и объявила о её отделении от России.
В январе 1918 года Давид сообщил Брайне, что Фребелевский институт закрыт, поэтому замену ей, скорее всего, не пришлют, но она честно и до конца выполнила порученное ей дело, о чём будет сказано в официальной справке. Он настоятельно рекомендовал ей, не медля, отправляться домой к родителям и там решать, что делать дальше. Брайна так и поступила.
На железных дорогах царил беспорядок. Расписания поездов отсутствовали, они ходили от случая к случаю, и точное направление их движения часто было неизвестно. На путь от Кременца до Бобруйска, который обычно занимал немногим более двух суток, на этот раз Брайна затратила втрое дольше. И когда, наконец, проводник сообщил, что следующая станция – Березина (так назывался один из двух вокзалов Бобруйска), Брайна не могла сдержать слез радости.
Было начало 1918 года. Выйдя из вагона, Брайна увидела на перроне военных в какой-то необычной форме. Это был немецкий патруль – в Бобруйске квартировала германская воинская часть. В городе ввели военное положение, действовал комендантский час и после 9-ти вечера появляться на улицах без пропуска было запрещено.
Семья, родные и знакомые были страшно рады возвращению Брайны. Все удивлялись, как ей удалось здоровой и невредимой выйти из очень непростой ситуации в такое опасное время. Родители просили Брайну побыть несколько месяцев дома, отдохнуть, помочь матери в уходе за братьями и сестричкой, пока обстановка в стране если не успокоится, то хотя бы прояснится.
Брайна согласилась, ей действительно хотелось отдохнуть от пережитого, почитать, пообщаться с родными и знакомыми, да и матери нужно было помочь: нелегко управляться в доме с четырьмя детьми, старшему из которых, Соломону, было в ту пору 12 лет, а младшему, Геннадию, всего четыре года.
Отец уже не занимался торговлей, так как торговать было нечем, он служил теперь в лесной конторе, и его заработка не хватало на содержание семьи. Продукты присылали из Витебска родители матери.
Мать была очень рада, что Брайна согласилась помочь, и попросила её больше внимания уделить старшим детям – Соломону и Хаиму.
Мальчики резко отличались друг от друга и внешне, и характерами. Соломон, добрый, общительный, весёлый, беззаботный увалень с увенчанной кудрями большой головой и чуть выпуклыми карими глазами, обладал прекрасной памятью и хорошим голосом. Он любил петь и представлять всевозможные смешные сценки и позы, над которыми потешались дети и взрослые. Учеба давалась ему легко, но учиться серьёзно он ленился. Хаим – молчаливый, худощавый, замкнутый 9-летний мальчик – не любил шумные игры, зато без лишних слов выполнял просьбы и поручения, задавал много вопросов, а затем подолгу размышлял над ответами. Оба брата были рады общению с Брайной, с ней им было интересно.
Опираясь на свой опыт общения с детьми, Брайна заинтересовала обоих мальчиков занимательными арифметическими задачами, загадками, головоломками, увлекательными историями, подвижными играми. До сих пор никто не баловал их таким вниманием, поэтому они души не чаяли в старшей сестре, не оставляя ей ни минутки свободного времени. И через несколько месяцев всё это понемногу стало надоедать Брайне. Ей снова захотелось самостоятельности, жизнь под одной крышей с родителями её никак не устраивала.
Дети семьи Шведик. Бобруйск, 1915 г.
Стоят Брайна и Хаим. Сидят (слева направо) Соломон, Геннадий и Геня. Трудна и трагична судьба всех этих детей. На войне затерялись следы артиста Соломона. В бою под Смоленском в 1942-м году погиб еврейский поэт Геннадий. На стройке в Биробиджане в начале 30-х гг. ХХ века был убит бандитами Хаим. Брайна в результате сталинских репрессий потеряла горячо любимого мужа и сама провела 6 лет в концлагере. Муж Гени, еврейский поэт Хаим Мальтинский, вернувшийся с войны инвалидом, в 1948 году был репрессирован по ложному обвинению, и Гене с тремя детьми пришлось хлебнуть немало горя.
1 Биньямин Зеэв (Теодор) Герцль (1860-1904) — еврейский политический и общественный деятель, адвокат, писатель, журналист, основатель сионизма.