Глава 25
Публичное разоблачение Сталина отозвалось в душе Брайны глубоким разочарованием. Веру в непогрешимость коммунистического вождя в своё время внушил ей Йошка, искренне восторгавшийся сталинской мудростью, дальновидностью и простотой. Он был убеждён, что после смерти Ленина только Сталин был достоин занять его место во главе партии и страны. С тех пор, даже находясь в заключении, Брайна была уверена, что разгул беззакония не мог исходить непосредственно от Сталина и, скорее всего, был результатом вражеских провокаций и трагических ошибок чекистов. Теперь же Брайне пришлось с болью и горечью осознать, что её семья оказалась жертвой злого умысла того, кому они с Йошкой так безгранично доверяли, за кем были готовы идти до конца!
Вскоре после окончания ХХ съезда партии Брайна получила официальную справку о своей реабилитации, в которой за подписью военного прокурора значилось, что её дело пересмотрено и за отсутствием состава преступления полностью отменено. Формальные фразы запоздалого признания её невиновности разбередили таившуюся в душе горькую обиду за безвозвратно потерянные годы, исковерканные страданиями, унижением и каторжным трудом. Тем не менее полученная справка очень много значила для Брайны.
Но о судьбе Йошки ей по-прежнему ничего не было известно до тех пор, пока осенью 1957 года из Верховного суда СССР не поступило извещение о том, что «по вновь открывшимся обстоятельствам Гершон Иосиф Хаимович реабилитирован посмертно».
Тяжелое предчувствие, в последнее время не оставлявшее Брайну, к несчастью, сбылось. Рухнула, погасла её последняя надежда на встречу с бесконечно близким, любимым человеком, чей незабываемый образ столько лет поддерживал и помогал ей переносить все тяготы и невзгоды! Нет больше на этом свете её Йошки – доброго, умного, сильного и справедливого спутника жизни, а она даже не знает, где, когда и при каких обстоятельствах он умер. Что погубило сильного, закалённого в труде и никогда не унывавшего мужчину, каким был Йошка перед арестом?
Во что бы то ни стало Брайна решила выяснить обстоятельства его смерти в заключении. Это был её долг перед его памятью.
Ответ на свой вопрос Брайна надеялась получить в Минске, куда после реабилитации собиралась перебраться. Подруги в письмах настойчиво призывали её, не мешкая, возвращаться в Минск, где городские власти по указанию свыше начали в порядке льготной очереди предоставлять жильё реабилитированным минчанам. Ким также советовал Брайне не задерживаться с переездом, и в конце 1957 года она собрала свои немногочисленные пожитки, распрощалась с Наманганом и отбыла в Минск.
Бывшие лагерницы, подруги Брайны по совместному пребыванию в неволе, встретили её и окружили трогательной заботой и вниманием. Одна из них, уже получившая новую квартиру, пригласила Брайну временно поселиться у неё. Другие взялись помочь с пропиской, оформлением пенсии и постановкой в очередь на учёт нуждающихся в жилье. Как вдове республиканского руководителя высокого ранга Брайне полагалась персональная пенсия, которая в денежном выражении мало отличалась от обычной. Зато её обладатель пользовался рядом льгот, из которых весьма важной для Брайны был улучшенное оформления поддержка медицинское персональной влиятельных обслуживание. В ходе пенсии потребовалась людей. Подруга Брайны обратилась за помощью к одному из бывших соратников Гершона, занимавшему важный пост в аппарате правительства республики. Он пригласил Брайну на личную встречу. И с неподдельным сочувствием выслушал печальное повествование о том, что произошло с её семьей. Узнав, что из близких родственников у неё остался только сын, заканчивающий институт в Ленинграде, он пообещал попытаться затребовать его на работу в Белоруссию, поближе к матери.
После этой встречи Брайне быстро оформили персональную пенсию, а ещё через месяц-полтора Ким сообщил, что из Министерства сельского хозяйства Белоруссии в его институт поступил персональный запрос, и они вместе с Розой получат по окончании учёбы направление в Минский научно-исследовательский институт механизации и электрификации сельского хозяйства.
В начале осени 1958 года, после окончания института, Роза поехала навестить свою мать, а Ким прибыл в Минск. На вокзале его встретила Брайна, постаревшая, растерян- ная, опечаленная. Очутившись наедине с сыном в своей комнате, она рассказала Киму, с каким трудом ей удалось добиться приёма у помощника министра внутренних дел Белоруссии, который после её настойчивых просьб и с разрешения начальства, ознакомил Брайну с архивными материалами, в которых содержалась страшная правда о смерти Йошки.
Оказалось, пресловутая «тройка» специально подобранных безотказных исполнителей чудовищных сталинских директив заочно, безо всяких разбирательств, 29 октября 1937 года подписала заранее заготовленный приказ о расстреле очередной группы руководящих работников, среди которых значился и Йошка. И уже на следующий день, 30 октября, начальник расстрельной команды отрапортовал об исполнении этого приказа… Рассказывая об этом, Брайна захлебывалась слезами от горя, гнева, возмущения и обиды, ведь советская власть гнусно предала и обрекла на подлое убийство своего верного и убеждённого сторонника, выходца из бедной рабочей семьи, идейного организатора белорусского комсомола, подпольщика, честнейшего партийного и государственного деятеля, благородного человека и жизнелюба. Когда во время гражданской войны советы нередко применяли расстрелы без суда и следствия, оправданием служил действовавший тогда принцип жестокого и непримиримого противостояния «красных» и «белых»: мол, или они нас или мы их. Но в мирном 1937-м году расстрелы без малейшей возможности оправдаться перед судом – это не просто беззаконие, а мракобесие, варварство, государственный бандитизм!
Трагическая участь Йошки потрясла до основания всё существо Брайны. Проходил месяц за месяцем, а успокоение никак не наступало. Никогда ещё она не была так глубоко разочарована в политическом устройстве своей страны, которое позволило партийной верхушке под прикрытием Советской власти фактически бесконтрольно творить неправедный суд и расправу над честными людьми. Вспоминая прошлое, Брайна не скрывала своего горького сожаления о том, что когда-то отказалась сама и не пыталась убедить Йошку переехать в Палестину. Там, в еврейском государстве, которое вопреки предсказаниям недругов всё-таки возродилось, Йошка был бы не только жив и здоров, но счастлив оттого, что его энергия и трудолюбие принесли бы немало пользы своему народу…
Столь сильные и глубокие душевные переживания не замедлили сказаться на самочувствии и внешнем виде Брайны. Участились сердечные боли и приступы слабости, затруднилось дыхание, лицо осунулось, побледнело, а в её глазах застыла непроходящая печаль.
Приезд в Минск Кима с женой оказался очень своевременным. Общение с ними отвлекало Брайну от переживаний, помогало преодолевать апатию, поднимало настроение. Вот только зажить с ними вместе одной семьей, как мечтали мать и сын, оказалось невозможным из-за пресловутой жилищной проблемы.
Брайна продолжала ютиться у подруги, ночуя на отведенной ей кушетке. Чтобы поменьше докучать хозяевам она питалась в городской столовой, а дневные часы коротала в библиотеке или у Гени, которая в ожидании квартиры вместе с детьми и мужем, известным еврейским поэтом Хаимом Мальтинским, жила в гостинице.
Ким и Роза снимали в частном доме крохотную комнатушку, где еле размещались кровать, столик и табуретка. Пищу готовили на примусе в коридоре, примитивный туалет, похожий на гигантский скворечник, находился во дворе, воду брали из уличной колонки, корыто со стиральной доской служило для стирки, а чтобы помыться следовало не меньше часа простоять в очереди в городскую баню.
Роза работала младшим научным сотрудником в научно-исследовательском институте, Ким – в конструкторском бюро при станкостроительном заводе. Они получали смехотворно низкую зарплату простых советских инженеров, третья часть которой уходила на оплату жилья. Остальных денег не хватало даже на самые необходимые расходы. Но закалённые военным детством, они не унывали – помогали молодость и взаимная любовь! Серьезные испытания начались лишь в марте 1959 года, когда Роза родила первенца, которого назвали Борей в честь его прадеда Боруха.
Радость молодых родителей, несмотря на резко возросшие заботы, была огромной. Так как в тесной комнатушке невозможно было разместить детскую кроватку, пришлось переселиться в более просторную квартиру. Она хоть и стоила дороже, но так же, как прежняя, не имела водопровода и канализации, а роль кухни выполнял коридор с допотопным керогазом.
В этих условиях молодым родителям приходилось тратить немало времени и сил на заготовку и подогрев воды для стирки пелёнок и купания малыша с последующим удалением всей использованной воды. На приготовление обеда для самих себя часто вовсе не оставалось времени и приходилось бежать с кастрюльками в городскую столовую.
Брайна сердечно радовалась внуку, но по состоянию здоровья была не в состоянии нянчить его и очень огорчалась по этому поводу. Зато, когда Боря достиг трехмесячного возраста, постаралась, используя прежние знакомства, без обычного в таком случае длительного ожидания устроить его в хорошие детские ясли, что позволило Розе вовремя вернуться на работу.
В конце 1961-го года у Розы и Кима родился второй сын, названный Сергеем. Бытовые условия семьи ещё больше усложнились, но о собственной благоустроенной квартире приходилось только мечтать. Новое жильё распределялось городскими властями по предприятиям, где составляли списки нуждающихся в нём сотрудников. Люди годами ждали, пока окажутся в этой очереди первыми, чтобы реально рассчитывать на получение квартиры. Но предприятиям, где работали Роза и Ким, выделялось лишь по две-три квартиры в год, поэтому впереди них числились несколько десятков фамилий.
Киму нравилась его творческая работа конструктора, и за три года благодаря успешным разработкам он выдвинулся в число ведущих специалистов. Но ради квартиры, которую обещали выделить в течение трёх- четырёх лет в другом месте, перешёл на менее интересную работу в проектный институт.
В 1962 году Брайна, наконец, получила комнату площадью двенадцать с половиной квадратных метров в двухкомнатной квартире со всеми коммунальными удобствами, в том числе мусоропроводом, который был в Минске ещё большой редкостью. В другой комнате той же квартиры жила вдова важного советского чиновника.
Дом, где поселилась Брайна, оказался в десяти минутах ходьбы от нового места работы Кима. После службы он регулярно забегал проведать мать и помогал ей, чем мог. По выходным молодые Гершоны иногда всей семьей гостили у бабушки, чтобы она могла пообщаться с внуками.
Почти ежедневно Брайну навещали подруги, Геня или её дети. Казалось, у неё не было причины считать себя забытой, но ощущение тоски и одиночества от трагической потери Лены и Йошки уже никогда не оставляло её. Наедине с Кимом Брайна обращалась к воспоминаниям о них, и тогда в её словах звучало столько искренней любви, боли и горечи, что у Кима от жалости сжималось сердце, он вновь и вновь ощущал, как глубоко и безутешно её горе.
В повседневных делах и заботах, радостях и невзгодах проходили месяцы и годы. И на новом месте в течение обещанного срока Киму не удалось получить квартиру. В проектном институте, как и везде, происходила ожесточённая борьба между претендентами на них. Едва поступало известие о предстоящем выделении коллективу двух-трех новых квартир, как список нуждающихся лихорадочно пересматривался, и почти всегда находились веские причины, чтобы отодвинуть подальше очередников, находившихся на первых местах. Неоднократно в их числе оказывался и Ким, всякий раз тяжело переживавший явно несправедливое отношение к его семье. Лишь через десять лет после приезда в Минск настал, наконец, день, когда Киму выдали ордер на двухкомнатную квартиру в новом городском микрорайоне. Но пока продолжалась процедура оформления документов, Ким всё ещё опасался какой- нибудь неожиданной помехи и, в конце концов, так разволновался, что из-за сотрясавшего его нервного озноба даже не смог сразу расписаться в получении заветного ордера.
Велика была радость Розы, Кима и их подросших детей, когда они впервые переступили порог своей новой квартиры, о которой так долго мечтали! Казалось, пришёл долгожданный час, когда и для Брайны стало возможным соединиться с семьей сына, объединив две квартиры в одну. Но к этому времени она изменила своё мнение о целесообразности такого шага и убедила Кима, что для неё предпочтительнее жить раздельно, конечно, при условии регулярного общения с его семьей. Ким не стал перечить матери, уважая её волю, и продолжал постоянно оказывать ей необходимую помощь и поддержку.
Неожиданно, оставив мужа и троих детей, скоропостижно умерла Геня – единственная родная сестра Брайны, добрая, заботливая, преданная. Брайна тяжело переживала потерю родного и очень близкого ей человека. Они с Геней были очень дружны с детства, всегда доверяли друг другу самые сокровенные тайны. С её уходом Брайна остро почувствовала себя сиротой. Дети Гени и её муж Хаим, относившиеся к Брайне с большим уважением, стали всё чаще навещать её, и это были не простые визиты вежливости. Семья Мальтинских готовилась к переезду в Израиль, и Брайна, изучавшая в детстве историю еврейского народа и древнееврейский язык, делилась с ними своими знаниями.
Это было время, когда в Советском Союзе происходили события, ещё совсем недавно казавшиеся нереальными. Евреи начали покидать страну и уезжать в Израиль и США. Но решиться на такой шаг было нелегко. Тех, кто заявлял о своём желании уехать из страны, осуждали и срамили на многолюдных собраниях как предателей родины, с позором исключали из комсомола и партии, заставляли возместить стоимость полученного в советских институтах и техникумах образования, увольняли с работы. Но в итоге нередко всё равно запрещали выезд под разными надуманными предлогами, обрекая семьи на унизительное нищенское существование.
Однако советские евреи при поддержке мировой общественности не сдавались и продолжали бороться за право выезда. В помещениях партийных органов и министерств они устраивали акции протеста, создавали подпольные кружки по изучению запрещённого властями иврита. От людей, преодолевших страх и робость, поступало всё больше заявлений на выезд из страны, поток эмиграции неудержимо нарастал.
Жестоко разочарованная в своих прежних коммунистических идеалах и справедливости советского строя Брайна, тоже страстно стремилась в Израиль, желая провести оставшиеся годы жизни вместе со своим народом – побывать в Иерусалиме, прикоснуться к Стене плача, услышать знакомые еврейские песни в кибуце, основанном её бывшими товарищами и земляками-бобруйчанами.
Первыми из семьи Мальтинских уезжали в Израиль двое детей – Рая и Гена. Рая обещала Брайне, как только устроится на новом месте, сразу же вызвать и принять тётю в Израиле. По состоянию здоровья Брайне было не до путешествий, но она верила, что в Израиле обязательно поправится.
Через несколько месяцев страну покинула другая племянница Брайны Фира, затем настала очередь самого Хаима Мальтинского. Прощаясь, он с горькой иронией поведал, как коллеги-писатели на общем собрании после формальной «проработки» единогласно исключили его из рядов партии, и как он безо всякого сожаления и даже с облегчением расстался со своим партбилетом. А ведь когда-то на фронте, после тяжёлого ранения, он, рискуя жизнью, отказывался ложиться на операционный стол в полевом госпитале до тех пор, пока не удостоверился в его целостности и сохранности…
Слушая эти откровения умудрённого жизнью еврейского поэта, бывшего активного коммуниста, прошедшего войну и сталинские лагеря, Брайне хотелось верить, что если бы Йошка уцелел в беспощадном советском «красном колесе», он бы тоже без колебаний отправился вместе с ней вслед за Хаимом.
Но и её собственным планам уже не суждено было сбыться. В конце 1973 года Брайну сразил тяжелый инсульт, вызвавший частичный паралич тела, потерю речи и памяти, помутнение сознания. Она смотрела на всё, что её окружало, отсутствующим взглядом, никого не узнавая, в том числе и Кима. За несколько недель, проведённых в больнице, лишь частично восстановилась речь, выражавшаяся в малоразборчивом, невнятном бормотании. Администрация больницы, сочтя состояние Брайны безнадёжным, а также ссылаясь на нехватку мест и сыновний долг, принялась настойчиво требовать, чтобы Ким забрал мать домой. Просьбу дать ему немного времени на то, чтобы обменять квартиры и тем самым обеспечить достойный уход за матерью, больница оставила без внимания. Больше того – Киму пригрозили немедленно перевести Брайну в одну из районных периферийных больниц.
Под давлением этих обстоятельств пришлось согласиться на возвращение Брайны обратно в её комнату. Выпросив на работе неоплачиваемый отпуск, Ким поселился вместе с ней, так как мать оказалась совершенно беспомощной и нуждалась в постоянном присмотре и уходе. Роза с детьми оставалась в своей квартире, но каждый день навещала Кима, помогая ему готовить еду, стирать, убираться и т.п.
Спустя несколько недель состояние Брайны не улучшалось, а неудобства от вынужденного разделения семьи становились всё более нетерпимыми. Соседке тоже изрядно надоело присутствие в квартире тяжелобольного человека, и она предложила произвести прямой обмен квартирами. Он был явно неравноценным, но под давлением обстоятельств на него пришлось согласиться. Вскоре вся семья оказалась в сборе. Так осуществилась давняя мечта Брайны и Кима, но именно беда привела их к запоздалому объединению. Детям отвели бывшую комнату соседки, а Роза и Ким приспособили для ночлега небольшую прихожую между комнатами.
Теперь, когда Брайна оказалась под постоянным присмотром, Ким смог вернуться на работу. Администрация, по-человечески сочувствуя, разрешила ему начинать работу на полчаса раньше, чтобы во время удлинённого за этот счёт обеденного перерыва он успевал навестить больную мать. С тех пор сотни раз Ким перебежками преодолевал расстояние от института до дома, успевая убрать, накормить, дать лекарства, проверить общее состояние Брайны и вернуться на работу. Вот когда он по-настоящему оценил, насколько удачным оказался скоропостижный квартирный обмен, который поначалу вызывал одну лишь досаду!
Долгое время после переезда из больницы Брайна оставалась в состоянии невменяемости, ни на что не реагируя и никого не узнавая. Но однажды утром войдя к ней, Ким неожиданно встретил её просветлённый, осмысленный взгляд и услышал малоразборчивый хриплый голос: «Йошка, дорогой мой! Где же ты так долго пропадал? Я тебя так давно зову, а тебя всё нет и нет…» Помутившимся от болезни умом Брайна приняла Кима за своего мужа, и все попытки объяснить ей её заблуждение оказались бесполезными.
С того дня, невольно исполняя в общении с Брайной роль своего отца, Ким стал постоянно ощущать в её радостном оживлении при каждом своём появлении, в её сердечных словах, нежных и ласковых взглядах беспредельную любовь, преданность и глубокое уважение любящей женщины к своему мужу и верному другу. Она то советовалась с Йошкой о работе и домашних делах, то шутливо ревновала его к молодым комсомолкам, то беспокоилась о Леночке, Кимочке, Иде, то просила Йошку спеть её любимые песни…
Ким перестал даже пытаться переубеждать её. Постоянно памятуя о своём сыновнем долге, он при поддержке жены терпеливо и заботливо ухаживал за беспомощной Брайной. Врач, регулярно навещавший её, выписывал лекарства, давал указания по уходу за больной и Ким скрупулёзно их выполнял: давал лекарства, регулярно обмывал тёплой водой, делал массаж, применял народные средства против пролежней, старался внушить Брайне веру в то, что она сможет когда-нибудь подняться с постели. Но прошел 1974 год, наступил 1975, а состояние матери не улучшалось. Ей стало ещё труднее дышать, появились внутренние боли, усиливавшиеся с течением времени. В конце мая Брайна впала в бессознательное состояние и молча лежала с закрытыми глазами, тяжело, хрипло дыша, с трудом проглатывая лишь две-три ложки жидкой пищи.
Днём 25 мая женщина-врач, в очередной раз осматривая Брайну, с тревогой отметила, что она совсем перестала контактировать с внешним миром, и обещала на следующий день прислать бригаду для более детального обследования. Поздно вечером взволнованный Ким сидел на кушетке и прислушивался к тяжелому хриплому дыханию матери, готовясь немедленно вызвать скорую помощь при первых признаках его нарушения.
Вдруг Брайна вздрогнула всем телом, встрепенулась, открыла глаза и, казалось, пристально с тревогой стала вглядываясь во что-то неведомое. Её губы зашевелились, шепча какие-то слова. Ким низко склонился над ней и расслышал, как перемежая еврейские и русские слова, она несколько раз повторила: «Йошка, дорогой, Йошка, любимый, не оставляй меня!». Затем после короткой паузы прозвучало еле слышно: «Йошка, спасай меня!..»
К Йошке, самому близкому, родному и любимому человеку обратилась Брайна с последней просьбой за мгновение до того, как навсегда уйти из жизни. До последнего вздоха сохраняла она в душе память о Йошке, оставаясь до конца верной Любви, соединившей их навсегда…
—————-
Вызванная Кимом карета «скорая помощи» приехала быстро. Но оказалась уже бесполезной.