Глава 19
По указанию советских властей ежегодно из детского дома нескольких воспитанников, достигших 14-летнего возраста, направляли в разные учебные заведения государственной системы трудовых резервов, где подростков обучали рабочим профессиям. Обычно руководство детдома старалось использовать эту возможность, чтобы избавиться от второгодников или самых слабых учеников.
Ким очутился среди оставленных на второй год в 7-м классе потому, что находился в Намангане, и в назначенный срок не явился на пересдачу экзамена по математике. Однако до достижения 14-тилетнего возраста ему недоставало около трёх месяцев, и при желании он мог добиваться, чтобы его оставили в детдоме. Но Ким был даже рад, что ему не придётся второй год мучиться в 7-м классе, к тому же его известили, что в училище кормят намного лучше, чем в детском доме.
В Аткарске его зачислили в группу слесарей- паровозников, выдали форменную одежду, удостоверение, отвели место в общежитии. Так начался нелёгкий процесс обучения слесарному делу, а затем ремонту паровозов.
Учебный процесс был налажен хорошо. Теоретические и практические занятия проводили в оборудованных классах и учебных мастерских опытные инженеры и мастера-профессионалы. На занятиях соблюдалась жёсткая, почти военная дисциплина. Зато бытовые условия оказались похуже, чем в детдоме. В общежитии было грязно, процветало воровство и хулиганство. Зимой батареи центрального отопления часто оставались холодными и, чтобы согреться, приходилось спать вдвоём на одной кровати, накрывшись освободившимся матрацем. Питание в училище и по количеству, и по качеству, действительно, оказалось гораздо лучше, чем в детдоме, потому что норма снабжения учащихся приравнивалась к норме рабочих, но гнетущее чувство голода всё равно не исчезло.
Недалеко от учебного корпуса училища, рядом с вокзалом, находился небольшой рынок, который местные почему-то называли вшивым базаром. С утра до позднего вечера бабушки продавали там пассажирам с проходящих поездов свежие летние овощи, фрукты и ягоды, а зимой соленья, жареные семечки и горячие, румяные картофельные пирожки с изумительным запахом. Бабушки были также всегда готовы обменять свои пирожки на такие полезные вещи, как уголь, соль, мел для побелки и даже кирпичи, которые нередко перевозились на открытых платформах грузовых поездов.
Направляясь из общежития через станционные пути на занятия, Ким иногда ухитрялся незаметно прихватить с платформы в заранее припасённую сумку то пару кусков антрацита, то несколько пригоршней соли. И за это регулярно получал на рынке 3 – 4, а то и 5 пирожков.
Как-то весенним утром, как обычно проходя по пристанционным путям, Ким заметил в составе товарного поезда платформу, загруженную солью. Недолго думая, он вскочил на подножку, но едва начал заполнять свою сумку, как его крепко ухватил за одежду мужчина в военной форме. На жалобные просьбы Кима простить и отпустить его военный не обратил ни малейшего внимания и сопроводил нарушителя в отделение милиции при вокзале.
Пожилой усталый дежурный офицер начал было составлять протокол происшествия, но когда по ходу опроса выяснилось, что Ким прибыл в училище из детдома, резко отложил бумагу в сторону. Он раздражённо заметил, что если дать делу ход, то по законам военного времени за кражу государственного имущества Киму грозит несколько лет исправительной колонии, а уж там ничего не стоит исковеркать молодую жизнь!
С этими словами он вдруг осведомился: не спрятал ли Ким соль ещё и за пазухой, приказал ему расстегнуться и поднять рубашку. Едва Ким выполнил требование, как получил мощный удар кулаком в солнечное сплетение и отлетел к стене. На несколько минут он онемел от боли, судорожно глотая воздух, как рыба, выброшенная на сушу, но еле придя в себя, был счастлив услышать, что теперь может отправляться в училище, а полученный урок стоит запомнить навсегда.
Этот случай сильно повлиял на подростка. Хоть он и не оставил свой промысел на железной дороге, но теперь старался предварительно договариваться с охранниками.
Учёба проходила успешно. Ким охотно осваивал слесарное дело и изучал устройство паровозов. Воспитанный в духе советского патриотизма, он даже гордился тем, что вскоре вступит в ряды рабочего класса – самого передового отряда социалистического общества страны. В училище не ощущалось столь ярых и откровенных юдофобских настроений, как в Петровском детдоме, тем не менее расхожие антисемитские реплики наряду с матерщиной, ставшие незаменимыми в лексиконе рабочего люда, широко употреблялись и учащимися. Эти выражения держали Кима в постоянном напряжении и хотя не адресовались ему лично, из-за них он чувствовал себя чужим в коллективе. Крепко подружился Ким только с молчаливым, серьезным, честным пареньком Володей Великановым. Володя был из многодетной крестьянской семьи. Нужда и тяжелый труд выработали в нём самостоятельность и не по годам твёрдый характер. Оба оказались большими любителями чтения книг, что придавало особый интерес их общению.
В Аткарске Ким возобновил регулярную переписку с Брайной. После того, как они расстались, потребовалось совсем немного времени, чтобы его тупая непримиримость исчезла без следа, и он явно ощутил, как недостает ему живого общения с матерью.
Он осознал, как был несправедлив, бессердечен и жесток к своей и без того многострадальной матери, когда так упрямо и глупо отвергал её многочисленные деликатные попытки добиться взаимопонимания. В своих письмах Ким искренне раскаивался в этом и горячо обещал, что после окончания училища, когда они вновь объединятся, он постарается обеспечить ей спокойную, безбедную жизнь. Брайна в ответ настаивала на том, что ему следует думать о дальнейшем образовании, и она по мере возможности поможет ему в этом.
Между тем, в очередной раз она оказалась в бедственном положении.
Весной 1945 года, наконец, закончилась победой война с фашистской Германией, эвакуированные начали возвращаться в родные места. Бетя вместе с военным училищем перебралась в Москву, затем уехали в Минск и Геня с Раечкой. Брайне очень не хотелось расставаться с ними, но ей как бывшей репрессированной проживать в Минске запрещалось.
Беды будто только и ждали подходящего часа, чтобы снова навалиться на одинокую беззащитную Брайну. Прежде всего, она оказалась почти совсем без еды, потому что лишилась дневного рациона питания, который ей доставляла Геня из детдомовской столовой. Заработка от вязания едва хватало на то, чтобы выкупить хлеб по карточкам. От полного истощения Брайну выручали тутовые деревья, которые в изобилии росли во дворах и переулках. На земле под ними всегда было много опавших ягод, и узбеки разрешали подбирать их без всякого ограничения. Ягоды были крупные и очень сладкие, кипяток с ними казался ароматным чаем. Но голод и душевные переживания вызвали обострение старой лагерной болезни: разболелись руки, плечи, спина, то и дело случались приступы слабости и головокружения. Вязать больными руками было мучительно, но превозмогая боль и голод, Брайна продолжала изготовлять платки – ведь это был её единственный заработок!
Так продолжалось несколько трудных, беспросветных недель, но пришел день, когда Брайне немного повезло.
Во время сбора тутовника она познакомилась и разговорилась с такой же бедной женщиной из Белоруссии. Искренне посочувствовав Брайне, та посоветовала ей собирать на улицах косточки урюка и по секрету сообщила адрес скупщика, который платит по 4 рубля наличными за килограмм таких косточек. Брайна тут же воспользовалась добрым советом и, собрав за короткое время больше килограмма косточек, отправилась по указанному адресу. Заработанных таким образом 5-ти рублей как раз хватило на большую кукурузную лепешку. С этого дня сбор косточек, всюду валявшихся в городе, стал вторым после вязания постоянным заработком Брайны. И как только улучшилось её питание и поднялось настроение, болезнь понемногу отступила.
Собирая косточки, Брайна для отдыха стала заходить в читальный зал городской библиотеки. Там всегда было тепло, уютно, чисто, на свободных столиках лежали газеты и журналы. Она садилась у окна, укладывала рядом мешочек с косточками и наслаждалась чтением и комфортом. Её невзрачный вид поначалу настораживал сотрудниц библиотеки, но постепенно они привыкли, познакомились с Брайной поближе и, оценив ее эрудицию, охотно беседовали с ней на литературные темы.
Прошло несколько месяцев и однажды, поздней осенью, Брайна случайно встретила в библиотеке малознакомую воспитательницу детского дома, в котором до отъезда работала Геня. Женщина искренне удивилась и обрадовалась встрече. Она рассказала, что на педсовете детдома не раз вспоминали о Брайне в связи с многочисленными неудовлетворительными оценками воспитанников по математике и русскому языку, но никто даже не предполагал, что она осталась в городе после того, как уехала Геня, поэтому и не пытались найти её.
Прошло два-три дня после встречи в библиотеке, и в кибитку Брайны вместе с этой воспитательницей пришла сама директриса детского дома. По её просьбе Брайна без утайки рассказала о себе и своём положении, привычно ожидая, что после этого посетительницы уйдут восвояси.
Но директриса решительно заявила, что не боится взять на себя ответственность за Брайну и предлагает ей постоянную работу в должности воспитателя с тем, чтобы она оказывала постоянную помощь и поддержку в учёбе старшеклассникам. При этих словах Брайна не смогла сдержаться и расплакалась – это были слёзы благодарности за впервые проявленное к ней после ареста человеческое доверие со стороны официального советского руководителя.
Женщины успокоили её и чуть ли не под руки провели в детский дом. Там переодели, накормили и представили ребятам, с которыми отныне ей предстояло проводить много времени. Всё это Брайна восприняла как волшебное сказочное чудо – столь неожиданным оказалось осуществление казавшейся уже совершенно несбыточной мечты о возвращении к профессии педагога, с юных лет ставшей её призванием на всю жизнь.
Самозабвенно и настойчиво принялась Брайна за порученное дело. Не только будни, порой и выходные дни она проводила в детском доме, занимаясь, беседуя или играя с детьми; посещала школу, добиваясь более внимательного отношения учителей к недавно отстающим в учёбе, но теперь решившим исправиться воспитанникам.
Потребовалось совсем немного времени, чтобы дети по достоинству оценили искреннюю доброжелательность, деловитость, бескорыстие и обширные знания своей новой воспитательницы, которой они отвечали трогательной привязанностью и заботой. Брайна же испытывала истинную радость и удовлетворение от того, что её педагогический опыт приносит ощутимую пользу этим обездоленным мальчикам и девочкам.
В кругу новых друзей она забывала о своих личных бедах. Сотрудники детского дома уважали и ценили Брайну за её скромность, преданность делу, простоту в обращении. Результаты её напряженного труда не заставили себя долго ждать – из месяца в месяц успеваемость ребят, опекаемых Брайной, заметно улучшалась. Директриса не забывала отмечать её заслуги благодарностями, премиями, повышением зарплаты.
У Брайны, наконец, появились деньги, на которые она смогла позволить себе купить на базаре приличную одежду, обувь, кое-что из мебели, кухонной утвари, посуды и даже посылать небольшие денежные переводы Киму. В её кибитке теперь всегда находился небольшой запас сладостей и фруктов для детей, которые утром по дороге в школу забегали к Брайне Борисовне за лакомством. По выходным Брайна иногда по старой привычке навещала читальный зал, обсуждала там со старыми знакомыми литературные новости и отдыхала за чтением.