Глава 10
Глубокой осенью 1939 года Мишин, наконец, сообщил Брайне, что ей разрешена переписка с родственниками – но не более одного письма в месяц – и назвал адрес детского дома, где находились её дети. За долгое время это был первый по-настоящему счастливый день в жизни Брайны! Она немедленно отправила детям первую весточку.
Недели через три из Дарьевки пришло ответное письмо Кима и Лены, полное восторженных восклицаний, ласковых слов, вопросов, добрых пожеланий и многократно повторённой надежды на встречу.
Слезы безудержно лились из глаз Брайны, когда она читала покаянные признания Лены о том, что только теперь она осознала, каким счастьем было просто жить дома, в своей семье, вместе с умными, заботливыми, любящими родителями. И как она сожалеет, что по глупости не ценила этого, капризничала без повода и порой даже обижала своих самых родных на свете людей! Горячо и наивно девочка обещала впредь, когда семья снова соберется вместе, вести себя иначе: уважать родителей, заботиться о них, быть терпимой и тактичной со всеми родными и окружающими.
Сердце Брайны переполнялось сочувствием, любовью и благодарностью к своей дорогой доченьке. Как хотелось прижать её к своему сердцу, успокоить!
Лена подробно описывала, как они с Кимом попали в детский дом, как теперь живут, учатся, работают. Затем с искренним восторгом переходила к описанию того, как дети готовятся к встрече 22-й годовщины Октябрьской революции, какую любовь и благодарность за своё счастливое детство они испытывают к великому и мудрому вождю – товарищу Сталину. Под воздействием официальной пропаганды девочка совершенно не замечала кощунственного значения своих слов. Она с гордостью сообщала матери, что стихи о Сталине её собственного, лениного, сочинения поместили в школьной стенгазете:
«Он человек с головою ученого, с руками рабочего-трудовика, носит одежду простого солдата, нет у народов любимей отца!»
Совершенно не догадываясь, Лена адресовала эти восторженные слова именно тому, по чьей милости была так грубо исковеркана её собственная судьба, судьба всех её близких и ещё великого множества порядочных и ни в чём неповинных советских людей. В незрелых, наивных детских строках отразилось повсеместно царившее в те годы в СССР преклонение перед «великим вождём всех народов» – практически воплощённым богочеловеком.
В бараке, где жила Брайна, это письмо стало первой весточкой с воли, прервавшей долгую, мучительную неизвестность, к тому же весточкой от детей, за которых у каждой женщины сердце болело больше всего. Знакомые и незнакомые солагерницы со слезами на глазах читали и перечитывали письмо Лены и Кима, укреплявшее в них надежду на долгожданные добрые вести и от собственных родных. Многие матери подруг, о которых упоминала Лена, находились в том же лагере, что и Брайна, для них это письмо стало не меньшей радостью.
Даже стихотворение, посвящённое вождю, было воспринято среди жён «врагов народа» с пониманием и одобрением. Брайна неоднократно выслушивала от них похвалу Лене за её патриотизм, преданность делу коммунизма и советской власти. Несчастные женщины, репрессированные и униженные, верили, что Сталин ничего не знал о кошмаре, творившемся по всей стране, и что на самом деле некие «враги», пробравшиеся в НКВД, расправились с их мужьями, а потом и с ними самими. А если кто-то из солагерниц не разделял этого мнения и думал иначе, они предпочитали молчать: за реальное понимание происходящего легко было схлопотать дополнительный лагерный срок.
С началом переписки повеселела и Лена: воспрянула надежда на скорый пересмотр нелепых обвинений её родителей, на полное и справедливое их оправдание, на возвращение в Минск, в прежнюю, такую желанную, нормальную жизнь.
Но прошел ещё целый год, а всё оставалось по прежнему: мама в том же лагере, об отце вообще ни слуху, ни духу! Лена всё серьезнее задумывалась о причинах того, что произошло с её семьей, тщетно пытаясь найти объяснение этому. Как-то в школе, прямо во время урока, эти размышления спонтанно нахлынули на неё, захватили, и вскоре появилось новое стихотворение «Маме».
Ты теперь не со мной,
Ты теперь далеко,
Почему это так, я не знаю. Ты ж чиста, как кристалл, СССР ты верна,
В этом я весь народ уверяю!
Так любила страну
И работу свою!
Как старалась, детей обучая, Чтобы жизненный путь их Был честен и чист!
Всем удачи и счастья желая!
А теперь почему-то
Ты там, далеко,
Почему это так, я не знаю, Что стране изменить
Ты никак не могла, Головою своей отвечаю!
В бараке у Брайны это стихотворение пошло по рукам, подруги по несчастью, едва сдерживая горькие слезы, его неоднократно переписывали, заучивали наизусть. Вскоре кто-то подобрал к лениным стихам подходящий мотив – так родилась новая лагерная песня, присоединившяся ко множеству других баллад о любви, разлуке, верности и надежде, созданных на стихи узников и чудом передаваемых из одних мест заключения в другие, а также из неволи – на свободу.
С каждым новым письмом дочери самочувствие и настроение Брайны постепенно улучшалось. Искренние послания Лены, полные любви и нежности, дополненные трогательными каракулями и рисунками Кима, стали тем спасительным стимулом, в котором так нуждалась истерзанная невзгодами душа матери. Добавила радости и неожиданно прибывшая из Минска, от Иды, посылка, в которой оказались очень нужные теплые вещи, мыло, сахар. К ним прилагался адрес и короткая записка от сестры Гени.
Начавшаяся переписка с родными вскоре овладела всеми помыслами Брайны, приглушив горестные переживания, связанные с лагерным бытом. Ожило и окрепло убеждение, что смысл её жизни состоит в том, чтобы выстоять, выжить в заключении, а затем вновь соединиться с детьми, найти Йошку и сделать всё возможное, чтобы помочь ему!
Лена так подробно и красочно описывала место, где находился их детский дом, что перед сном, лёжа с закрытыми глазами на нарах, Брайна отчетливо представляла, как она приезжает в Шполу, затем направляется в Дарьевку, проходит сквозь запущенный парк к старому особняку, поднимается на второй этаж и среди других детей отыскивает глазами Лену и Кима. Она радостно кидается вперёд обнять их, но не успевает: всё вмиг исчезает, как мираж… И снова в её жизни только лагерь, барак, бесконечные серые тоскливые будни…
В ответных письмах детям Брайна не упоминала ни о суровых условиях, в которых находилась, ни о своих душевных переживаниях, так как не сомневалась, что бдительная цензура – все письма с воли и на волю тщательно перлюстрировались – всё равно не пропустит «клевету на советские порядки», а в наказание переписку могут снова запретить.
Да и детей огорчать не хотелось. Её, преданную и заботливую мать, к тому же профессионального педагога, угнетало чувство вины за то, что она не принимает участия в их воспитании. Поэтому, как только с началом переписки появилась хоть небольшая возможность для этого, она стала настойчиво привлекать внимание Лены и Кима к вечным темам добра и зла, регулярно обсуждала с ними хорошие и дурные качества людей, ссылаясь на прочитанные ранее книги и новые советские кинофильмы, которые изредка демонстрировали в лагерном клубе.
Анализируя поведение литературных и киногероев, их положительные или отрицательные поступки, Брайна обязательно интересовалась мнением своих детей и таким образом ненавязчиво старалась влиять на их образ мышления, воспитывать в них доброту, порядочность, честность. А по их искренним ответам глубже узнавала, какими они стали за два года вынужденной разлуки. Лена с интересом обсуждала с мамой эти жизненно важные проблемы, беседовала о них с Кимом и с радостью отмечала, что все они – единомышленники.
Брайна постоянно просила детей больше писать ей об их жизни – учёбе, быте, труде, увлечениях. Эти подробности были очень важны для неё: всё, что сообщала Лена, приносило облегчение и радость. Брайна могла быть спокойной за взаимоотношения своих детей – они никогда не ссорились, были дружны и привязаны друг к другу. Лена преданно заботилась о брате, всегда была готова помочь ему советом и делом. Комната, где она жила с подругами, стала для Кима надёжным приютом и убежищем от слишком агрессивных порой и буйных мальчишеских затей. Учёба в школе обоим давалась легко, из класса в класс дети Брайны переходили с неизменными похвальными грамотами.
Ким и Лена в Дарьевском детском доме. 1940 г.
Оба очень любили читать, хотя относились к чтению по-разному. Лена подбирала книги в соответствии со школьной программой или по рекомендации библиотекаря. Читала не торопясь, долго размышляя, делая выписки.
Ким же читал запоем всё, что попадало ему в руки: сказки, приключения, фантастику, романы, рассказы, повести… К чтению он приобщился в 9 лет. И сразу неожиданно для себя открыл в книгах огромный, разнообразный, необыкновенно привлекательный мир. Чтение стало не просто увлечением, а настоящей страстью мальчика.
Очень большое внимание в детском доме уделяли трудовому воспитанию. Работать должны были все воспитанники без исключения – от мала до велика. Каждый день начинался с уборки помещений. По субботам к тому же протирали окна, выносили во двор и вытряхивали одеяла, подушки, матрацы. После занятий в школе приводили в порядок классы, работали в огородах, садах, зимой очищали от снега все проезды и дорожки. Старшие дети дежурили на кухне и в столовой, ухаживали за животными на скотном дворе.
Во время летних каникул детдомовцы работали на полях и огородах соседнего колхоза, собирали оставшиеся после жатвы колосья зерновых, убирали овощи, картофель, свёклу. Об обязанности трудиться им твердили и на уроках, и на пионерских собраниях, и в ходе воспитательных бесед, где постоянно прославлялся свободный, радостный труд сознательного, активного советского человека, хозяина своей земли, строителя коммунизма.
Лена очень серьезно относилась к этим призывам, старалась любое порученное ей дело выполнять тщательно и добросовестно. Не отказывалась даже от уборки свинарника, неизменно вызывавшей тошноту. «Я не имею морального права отказываться, если и такая работа необходима в нашем обществе», – рассуждала девочка в письме маме. Брайна одновременно и жалела, и одобряла свою благородную, искреннюю дочку.
Как только предоставлялась возможность, Лена и Ким старались порадовать друг друга какими-либо подарками. В дни дежурства Лены на кухне Ким подходил туда в условленное время, и Лена выносила ему либо аппетитную мозговую косточку с изрядным количеством мяса на ней, либо запечённую в духовке, сладкую, как мёд, сахарную свёклу.
Летом в садах маленький Ким нередко исполнял роль живого пугала: с помощью трещотки и метлы на длинной палке отгонял прожоливых птиц от созревающих вишен, яблонь и груш. В такие дни он снабжал Лену и её подруг самыми лучшими сочными плодами.
Осенью 1940 года у Лены впервые появилась сердечная тайна – она познакомилась с молодым человеком, студентом Киевского пединститута.
А произошло это так.
В детском доме существовала традиция – ежегодно в конце августа, перед началом нового учебного года, проводить праздничный «Пионерский костер». Для этого весь коллектив детского дома в предвечернее время собирался на большой поляне перед заранее заготовленной высокой пирамидой из сухих жердей и хвороста. Директор выступал с докладом об итогах летнего периода, о задачах на предстоящий учебный год, затем отличившихся пионеров награждали грамотами и подарками, после чего под дружные аплодисменты зажигали костер. Сухие ветки быстро разгорались, и огонь стремительно взлетал на верхушку пирамиды, вызывая восторженные крики детворы. Вскоре горящая пирамида рушилась, взметая снопы искр под новый взрыв восторга присутствующих. Когда огонь успокаивался, начиналось выступление художественной самодеятельности: декламация, песни, танцы, спортивные номера. Обычно такой праздник продолжался больше двух часов и заканчивался чаепитием с конфетами и печеньем.
В 1940 году на традиционный костёр пригласили гостей из пионерского лагеря для детей железнодорожников, располагавшегося по-соседству с детским домом. Вожатыми в лагере были студенты из Киева. В ходе концерта Лена исполняла песню «В далёкий край товарищ улетает…» из кинофильма «Истребители», совсем недавно вышедшего на экраны. Исполнение всем понравилась, Лене много хлопали, кричали «Бис!».
Потом к ней подошёл один из приглашённых пионервожатых, сказал, что очень любит эту песню, и похвалил Лену за эмоциональное и душевное исполнение. Лене, конечно, было приятно услышать добрые слова от взрослого симпатичного парня. Они познакомились.
Юноша оказался студентом последнего курса Киевского пединститута Вениамином Кушнировым. После первого знакомства и до закрытия лагеря они ещё несколько раз встречались с Леной, бродили по дорожкам парка, много и откровенно беседовали.
Веня удивлял Лену серьезными суждениями о жизни, литературе, искусстве. Так же, как и Лена, он был высокого мнения о кинофильме «Истребители» и игре в нём артиста Марка Бернеса. А вот о герое книги «Как закалялась сталь», которую Лена прочла три раза и всё не могла ею нахвалиться, отозвался суховато, назвав Павку Корчагина плодом фантазии кабинетного романтика революции, хотя и признал, что книга получилась интересной.
Молодые люди доверительно рассказали друг другу и о своих судьбах. Родители Вени были партийными деятелями в Ленинграде. После убийства Кирова, когда в городе начались аресты, они спешно переправили 14- летнего сына в Ростов, к тётке, одинокой беспартийной учительнице, при этом строго-настрого наказав не подавать никаких знаков о себе и не обращаться к ним до тех пор, пока сами не объявятся. Через некоторое время ленинградские знакомые сообщили тётке, что родителей Вени арестовали, и с тех пор уже 6 лет, как о них ничего не известно.
Когда пришло время получать паспорт, тётке удалось договориться, чтобы Вениамина записали русским и к еврейской фамилии Кушнир добавили окончание «ов». Так он стал Кушнировым и теперь благодаря этим поправкам благополучно заканчивал пединститут, намереваясь потом преподавать в сельской школе под Ростовом. Вениамин надеялся, что так он обеспечит себе возможность более- менее спокойно жить и работать.
Беседы с Веней заставляли и Лену задуматься о своем будущем. Она перешла в выпускной 10 класс, в следующем, 1941 году, ей предстояло получить паспорт, аттестат зрелости и, покинув детский дом, начать самостоятельную жизнь.
То, что для приобретения хорошей специальности необходимо будет продолжить образование в институте, сомнений у Лены не вызывало. Она также понимала, что ей придётся совмещать учёбу с работой, чтобы иметь средства на жизнь. Посоветовавшись с родными – Брайной, Геней, Соломоном, Идой, Лена пришла к выводу, что лучше всего будет вернуться в Минск и поступить в тамошний университет или пединститут. В Минске она будет жить вместе с Идой, родные помогут устроиться на работу, а позже она заберёт из детдома Кима, чтобы вместе дожидаться возвращения мамы.
Такой план казался вполне осуществимым, и Лена среди прочего сообщила о нём Вене Кушнирову, с которым теперь регулярно переписывалась по его просьбе. В ответ Веня неожиданно предложил Лене вместе с Кимом приехать к нему, обещая помочь с учебой, работой и жильём. Он признался, что Лена ему нравится, и выражал надежду, что в будущем, если она даст согласие, они соединят свои судьбы.
Лена, хоть и была польщена таким предложением, тем более, что Веня тоже произвёл на неё хорошее впечатление, однако твёрдо ответила, что пока не готова принять его, и поэтому отклоняет, а как в дальнейшем сложатся отношения между ними, мол, покажет будущее.
Наступил 1941 год. Обстановка в мире день ото дня становилась всё напряжённее. Фашистская Германия уже захватила многие страны Европы, в том числе Францию, воевала с Англией, из разных источников поступали многочисленные предупреждения и о планах нападения Гитлера на Советский Союз. Но Сталин упрямо отказывался им верить, считая их провокациями, и тормозил принятие необходимых оборонительных действий.
Из репродукторов по-прежнему звучали бравурные песни и речи, прославляющие мощь непобедимой Красной Армии, а в кинофильме «Если завтра война» славная советская конница с шашками наголо преследовала и громила врага на его собственной территории. Шапкозакидательское настроение царило и в народе. Поэтому Лена, как и большинство советских людей, строила свои планы, рассчитывая исключительно на мирное будущее.
Меж тем, страшная война была уже у самого порога.